Форум » Флудим здесь. » Чтиво » Ответить
Чтиво
Nick:
Nick: Аддис-Абеба Вот как ни крути, но преамбула необходима. ... В начале 90-х кожаная куртка – это не просто обыденная верхняя одежда. Это был статус. Это был показатель степени крутости её владельца. Это был ниибацца какой гламур. Стоил куртофан из натуральной кожи приличных денег, которых у большей части населения вдруг как-то резко не стало. Если ты не при власти, не бандит и не коммерс, тут уж не до курток – еды бы достать. Курсанты военных училищ тоже тогда здорово бедствовали. Денежное довольствие выплачивалось с многомесячной задержкой, а того, что временами и выдавали, хватало разве что... да ни на что хватало. Курсант, в отличии от гражданской молодёжи, практически не имел возможности подзаработать на стороне. Посему поиск источников обогащения сводился к банальному - спиздить. Воровали всё подряд: банное мыло, лампочки, полотенца, комбижир из столовой и т.п. Выхлоп от этих мероприятий был мизерный. Но вот однажды... Короче, курсанты тогда были обуты в яловые сапоги, а не в солдатскую кирзу. Удобен, практичен в носке яловый сапог. Круче его только офицерский хромач. Голенище ялового сапога изнутри выложено натуральной кожей. Той самой, из которой делают модные и дорогостоящие куртки. Когда логическая цепочка «сапог-кожа-куртка-деньги» обрисовалась в пытливых и голодных курсантских умах, с оставленной без присмотра обувью начали происходить ужасные метаморфозы – сапоги вдруг стали превращаться в прикольного такого вида ботики. Отпоротая кожа сдавалась в ателье. При начальном капитале можно было заказать себе куртку и потом толкнуть её на рынке. А можно было просто сдать портному кожу в виде сырья - получалось быстрее, хотя и доход меньше. Вскоре за яловыми сапогами организовалась настоящая охота. Теперь, собственно, сама история. Серёга, курсант третьего курса, кулючил в ПЗО. ПЗО – это не аббревиатура какого-то секретного армейского объекта, или там, особого воинского подразделения. Это вообще вещь нематериальная, хотя и здорово даётся в ощущениях. ПЗО – это Пиздец Зимнему Отпуску. Студент, не сдавший зимнюю сессию, всё равно вольно отдыхает. Школьник вообще таких бед не знает, для него каникулы – дело святое. А вот курсанту зимой отдыхать не обязательно. Не сдал ты какой-нибудь никчёмный зачёт – добро пожаловать в ПЗО! А значит опять служба, наряды, вечером – поверка, утром – построение. Нет ощущения праздника. Серёга ещё два дня назад прокутил остатки денег, отмечая формальное окончание семестра. И сейчас ему нестерпимо хотелось даже не то, что кушать, а конкретно жрать. Или денег, чтобы купить пожрать. Нужно было срочно искать источники внешнего финансирования. Но большая часть личного состава разъехалась по домам. Собратья по ПЗО тоже разбежались кто куда. Оставалась одна надежда – «наркоманы». Были у нас трое упёртых и отчаянных обдолбйцев. К третьему курсу они осознали, что учёба и армия им совершенно не впились. Но, поскольку по собственному желанию из нашего ВВУЗа тогда уволиться было крайне сложно, «наркоши» плыли по течению и ждали, когда у руководства училища закончится терпение, и их, наконец, выгонят. Называть хлопцев наркоманами в свете нынешних героиново-коксовых реалий не совсем корректно, но тогда нравы были несколько иными. Жили они компактно, в одной комнате. Звали их: Ум, Бача и Вадик. Бача, будучи выходцем из Средней Азии, по разным каналам получал со своей исторической родины в неограниченном количестве высококачественную шмаль. Равно как и прочие растения: то какие-то экзотические; то, напротив, безобидные, практически аптечные, о которых никто бы и не подумал ничего плохого, но по факту срывающие наглухо башку. Бача время от времени продавал ганжу страждущим и любопытствующим. Ум, как явствует из его логина, был в этой компании самым умным. Из всего разнотравия, доставляемого Бачёй, он выколдовывал совершенно креативные купажи, в чём был истинный профи. Ум тоже приторговывал своими шайтан-составами на сторону. Все эксперименты Ума с наркосодержащей флорой беспощадно апробировались на третьем участнике коллектива – Вадике, который был просто Вадик. Да, ещё Ум был изобретателем и создателем авангардного изделия из стали и стекла, эдакой помеси АКСУ с молочным сепаратором и системой переливания крови, предназначенного для более качественного достижения прихода. Сам Ум называл своё детище «кальян». По сильному обкумару один только вид этого агрегата приводил Вадика в страшную измену. Кроме того, Ум дольше всех из троицы держался по укурке. Зато потом его пёрло совершенно нешуточно: он громогласно общался с Буддой, Фалесом Милетским и Бонч-Бруевичем, который Ленина видел. А иногда Ум принимался дурным басом вещать от имени пришельцев из параллельной (и, судя по всему, нихера не дружественной нам) вселенной и обещал планете Земля лютый пиздец через 50 лет, а также финансовый кризис в 2009 году. Бача и Вадик до залипания языка боялись Ума. Бача один на один шёпотом рассказывал, что Ум умеет «наводить галлюцинации», правда что это означает, он толком объяснить не мог. За тягу «наркош» к ботаническим изысканиям их называли «Трио «Настурция» и, мягко говоря, не уважали. *** В наркоманской комнате на плите дымилась гомерических размеров сковорода, на ручке которой красовалась алая надпись «Инв. №287» (начальник столовой с ног сбился в поисках утерянного имущества). В сковороде тушилось мясо с луком и картошкой. Хозяева комнаты, тем временем, поочередно терзали «кальян». У курсантов в те голодные времена действовало негласное, но свято чтимое правило: пригласили тебя за стол – угощайся, не пригласили – сиди на афедроне ровно. Серёга, не получив приглашения, сделал вид, что есть ему совершенно не хочется. Очень скоро стало ясно, что коллективно-обдолбанный разум трио «Настурция» явно находится на пороге «окончательного осознания истины». Это был недобрый знак, практика показывала, что в таком состоянии раскрутить наркош на что-либо материальное было крайне проблематично. Но голодный Серёга, совершенно одурев от запаха близкой еды, решил действовать по обстановке, импровизируя на ходу. Серёга: Ну чё, пацаны, как ваш ботанический бизнес? Идёт? Ум: Какое там! Денег нет ни у кого. Сам знаешь, сейчас нужно искать сапоги. Ты, кстати, не слышал? Говорят, в подвале лежит старая подменка, пар восемьдесят, только ключа нет. Бача: Я тут по телеку видел, что из крокодилов можно куртофаны делать, а стоят они дохуя как много. Бля, ну чё мы не в Африке живём! Пиздили бы крокодилов, шкуры бы снимали. Вадик: Прикольно – кы-э-ро-эко-дии-лы! Ум: Бача, вот ты дремучий азиат! За крокодилами Гринпис следит, их так просто не убьёшь. Крокодилы – это редкость. Как сапоги. Вадик: Прикольно – гринь-пии-сь! Тут Серёгин мозг то ли от голода, то ли от паров, исходящих от «кальяна», стал работать с удесятеренной силой, и его понесло... Серёга: Пацаны, вот однобоко мыслите. Дались вам эти сапоги. Сейчас что ценится? Правильно – кожаные куртки! Значит что?! Надо ехать в Аддис-Абебу и мочить там негров. Короче так. Приезжаете в Аддис-Абебу, валите эфиопского негра, снимаете с него кожу – да это куртка уже готовая, даже с рукавами! Негры чёрные, значит и красить кожу не надо. А негров в Аддис-Абебе немеряно. Вам местное правительство походу даже благодарно будет. У них там перенаселение, не знают, куда народ девать. Бача: Чёта я такое по телеку видел... Вадик: Прикольно – ади-дас-абемба! Ум: Интересно... Ну и как до этой твоей Абебы добраться? Серёга (пользуясь тем, что внимание «наркош» отвлечено и пододвигая к себе сковороду): Да проще простого. Главное – через Чёрное море добраться до Турции, а там уж рукой подать, хоть бы и автостопом. Там вообще бардак и анархия. Бача: Чёта такое по телеку показывали... Вадик: Прикольно – а-нахер-хе-о-йа! Ум: Да ну?! Как ты через Чёрное море переплывёшь? А погранцы? Серёга (уминая полным ходом мясо с картошкой): На плоту, как же ещё. Плыть-то всего-ничего, там течение попутное. А погранцы... Они море просвечивают радаром, который только на металл реагирует. Поэтому нужно все железные вещи устранить - ключи, пуговицы металлические. И радар не спалит. А плот надо из пластиковых бутылок сделать. Бача: Чёта такое было по телеку... Вадик: Прикол – рай-да-рай-даром! Ум (раскумарив «кальян» по-новой): Море большое, плыть долго... Да и зима на дворе... Серёга (продолжая осваивать содержимое сковороды): Так это смотря откуда стартовать. Если от Адлера – то рукой подать, меньше суток пути. Поезд до Сочей ходит. Проводница, кстати, моя двоюродная сестра, если что – поможет, один звонок мне сделать. А зима – хуйня. Главное – водки побольше с собой взять. Но, опять же, с водочных бутылок надо скрутить все металлические пробки, чтобы радар не учуял. Ум (неуверенно): А деньги? Там ведь баксы нужны. Без баксов за кордоном ни шагу. Бача: Во-во! Где-то я такое слышал... может быть по телеку? Вадик: Прикол – бак-с-цы! Серёга (умолотив строго треть и отодвигая сковороду): Пацаны, ну вы прям как дети! Я же говорю – водки побольше берите, с этим делом в Африке крайне плохо. А водкой за всё, что хочешь расплатиться можно. Говоришь местным: "Ай хэв водка фор ченчь" – и всё, только успевай от покупателей отбиваться. Вадик: Прикольно – фоур-дженчь! Серёга (ухватив ложкой ещё два куска мяса): И вообще, наладили бы прямую поставку курток из Аддис-Абебы, да жили бы себе припеваючи... Ладно, засиделся я у вас, пойду. А вы думайте-думайте, а то так и будете всю оставшуюся жизнь сапоги вонючие подбирать... Наевшись, Сергей попрощался и вышел, но в коридоре его нагнал Бача. Бача: Серый, слушай, вопрос есть. А...это...если у негра... ну, того, с которого шкуру снимать... это... ну... татуировка будет... что тогда? Серёга: Бача, ты совсем тупой что ли? Негритянские татухи хлоркой травить нужно! Бача мигом скрылся, а Серёга пошёл в свою комнату, попытался почитать конспекты, но сытый желудок отдал приказ «Спать!» и он добросовестно обнулился. Снился ему татуированный негр в фуражке с зеленым околышком, державший в руке банку с хлоркой. Негр строго вопрошал: «Чему равен градиент дивергенции минус лапласиан? Не знаешь? Позор! Да ты понимаешь, что там тебя ждут! Тебя ждут, Серёга, тебя ждут!...» Он проснулся от того, что его тряс за руку дежурный по этажу: «Серый, вставай, там тебя ждут! Давай, иди разберись, а то наше трио «Настурция» взбунтовалось, тебя требуют!». Сонный Серёга более-менее пришёл в себя, встал и вышел вслед за дежурным. В холле стояли в одну шеренгу абсолютно удолбанные Ум, Бача и Вадик. Форменные их брюки были варварски обрезаны по типу шорт-бермудов, через грудь перекинуты шинели в скатку. Все пуговицы и крючки на шинелях были срезаны. Слева от троицы располагались две картонные коробки с водкой (жестяные пробки с бутылок были заменены на пластиковые), а справа – литровая емкость с надписью «Хлорка» и заботливо завёрнутый в наволочку «кальян». При виде Серёги Ум бодро отрапортовал: «Товарищ младший сержант! Всё готово! Водка закуплена. Все металлические детали удалены. Давай, звони уже своей родственнице, чтобы приняла нас на поезд. Мы едем в Аддис-Абебу!»... *** Ума выгнали через две недели. Бача в марте того же года вышел за КПП и исчез. Вадика отчислили летом, но он потом восстановился, завязал с дурью, закончил училище и до сих пор служит на благо Отчизны. Ни Бачу, ни Ума никто больше не видел. Всех курсантов переобули в кирзовые сапоги, а яловые – сняли с производства. В 1994 году в новостях сообщили, что в Эфиопии произошёл государственный переворот. В ходе гражданской войны пропали без вести около ста тысяч человек. А в 2001-м году Серёге пришло письмо с фотографией. На фото имел место быть изрядно раскабаневший и загорелый, но вполне узнаваемый Ум в пробковом колонизаторском шлеме на фоне африканского пейзажа с бунгалом, баобабом и неграми. К фото была приляпана надпись: «Привет из Эфиопии!». ------------------------------------- © Визирь Бухара Эмирского
Masterboy071: Сам несколько раз натыкался на эту историю. Но, может, кто-то не видел и ему будет интересно. Мама купила мне велосипед. Я прыгал вокруг неё как ребенок. Да я и был ребенком шести лет. Немного оседлав свой восторг, я отошел в сторону: -Спасибо мама, как-то застенчиво сказал я. Да, я никогда не был ласковым ребенком. Чтобы там обнять и поцеловать, прижавшись к ней. Никогда. -И в кого ты такой неласковый, улыбаясь говорила мама. -Ну мам,- я же ласков с девочками, меня даже Ленка вчера поцеловала. -Эх ты,- обхватив мою шею и теребя мои волосы - ответила она. Вырвавшись из ее объятий, сверкая пятками я бросился поделиться этой поистине радостной новостью с пацанами. Как неумолимо бежит время. Казалось, еще вчера играли с ребятами в прятки, были разбойниками и казаками. Бродили, бегали беззаботными глазами по городу. Рассматривали прелести девочек в подъездах. -У меня шоколадка есть. Вот так вот. -Сереженька, а ты мне дашь половинку,- верещала Светка. -А ты мне покажешь свою пипиську,- отвечал с полной серьезностью этого вопроса я. -Ух ты!!!-лишился я половины сладкого какао. -А потрогать можно?- застенчиво вопрошал я. -Тогда вся шоколадка. -Давай. Прятки остались, но сейчас я уже прячусь не от Кольки из семнадцатой и не от Ленки из двадцать пятой. Прячусь от книг, от профессора нашего университета, также спрятавшего свой хитрый взгляд за толстым стеклом в костяной оправе, от проблем быта. Уже и деревья кажутся не такими большими, и ноги, в этих смешных сандалиях, превратились в мужскую ступню сорок четвертого размера. Лишь какие-то воспоминания. Помню лишь свои слезы. Мама сняла ремень со стенки. - Мама, не надо.- Ну за что, они сами не отдавали свои игрушки. Помню дядю милиционера, который к нам приходил, по поводу этого, так сказать, маленького проступка. У маленьких - маленькие проступки. -Ну мама, за что?- голосил я на весь дом. -Что же ты делаешь, негодник?! Тебе мало игрушек? Я тебе в чем-то отказываю, в твоих прихотях,- кричала мама, меняя фразы с кожаным ремнем. -Да как ты мог ударить по голове кирпичом Колю? А Лену? Зачем ты её тащил за волосы по всему двору? Это же девочка. Я был заперт в комнате. Ну да ладно, все уладилось. Все потом помирились. Эх, детство. Да, все изменилось. Все стало казаться с другой точки зрения. С более взрослой. Дядя милиционер с усиками - стал ментом. Светка с Ленкой поменяли свои детские формы. Теперь уже не проходил шоколадный бартер. Да и мои желания возросли. Мороженое с лиманадом поменялось на водку с пивом. Теперь за свои поступки я должен отвечать сам. Взял академ, чтобы из универа не выгнали. Это как в том анекдоте: -А ты что развелся то? Плохо что ли готовила? -Да нет. За непосещаемость. За все нужно платить. Платить самому. Вот в этом я не хотел взрослеть ни капли. Я взрослый, я решаю свои проблемы сам; я пью с кем хочу, я приду во столько, во сколько мне это заблагорассудиться. -Слышь, мать - дай мне пять сотен. Дает. Иду на день рождения к Ленке. -Когда вернешься? -Не знаю мам. Может завтра вечером. Пришел через два дня, не один. С Ленкой. Мамы не было дома. Сразу на кухню. -Бля, даже поесть не оставила. Сложно, что ли? Поворачиваюсь к шкафу. Записка: Я до вечера среды в командировке. -Деньги в моей тумбочке. Целую. Не баловаться. Пошел, нет, рванул со скоростью света в ее комнату. Глаза прокрутились - три семерки вместе с носом. Две штуки. Так-с. Сегодня суббота, полдень. По пять сотен на день. До вечера, до среды. -Ленка, живем. -Привет мать. Как дела? -Сам то как? -Нормально все. -Мам, ты же знаешь Ленку. Так вот. Она теперь будет жить со мной, в моей комнате. Ленка появилась вовремя, выручила от ответа на ненужные вопросы. -Так-с. -Хоть вы и знакомы, вот мам - моя девушка. -Здраствуй, - наигранной улыбкой поприветствовала ее мама. -Здраствуйте, тётя Катя. -Мам, мы гулять пошли. -Когда придешь? -Когда придем? Ну не знаю, но не жди. Может опять поздно. -Нет мам, она будет со мной. -Все мам, я не хочу с тобой больше разговаривать,- сказал я, закрывая дверь в свою комнату. -Денег тебе? А за что? -Мам, хорошь прикидоваться. Ты никогда не спрашивала. -Нет мам, я не наркоман. -Не дашь?! Хорошо. Нет так нет. -Я ухожу из дома. -Покушай хоть на дорожку,- съехидничила мать. -Да пошла ты, хлопнул я дверью. Улица приняла меня потоками ливня. Мокро, холодно, хоть и лето. Ленка дура. Что еще сказать. Да, мама у меня бывает немного резкой. Но зачем бежать от меня, тогда, когда мне больше всего нужна поддержка. -Сама ты мама - дура. Хорошо. Да, да я пойду к друзьям. Всё, пока. Куда-то сразу подевались те, кто называл меня своим другом. Когда я остался один, без денег, без крыши над головой, под которой всем и всегда так хорошо пилось пиво, съедалось множество бутербродов. Где все? Наверное, тогда я понял, что друзей не может быть много. Ленка ушла. Увы. Не посчитав меня за грош. Все ушли. Я один. Да будет - вперед! -Серега, ты понимаешь, мать приехала с отдыха,- отзвонил мне на телефон Ромка. -Бля, опять движение, сумки. Опять туда. В неизвестность. -Привет. -Привет. -Ты что такая грустная? -Скучаю. -Я тоже. -Лен, а я квартиру снял. -Ага, работаю на ВДНХ, продавцом-консультантом. -Зарплата какая?,- с улыбкой повторяю ее вопрос. Ну на ужин при свечах хватит. Придёшь? -Позвони ближе к вечеру. Как мне нравится, когда она улыбается. Как пахнут её волосы. Как она смущается, когда я рассматриваю ее в душе. Все стало на круги своя. Прошло пол года. Всё в одинаковом темпе. Девушка, работа, съемная квартира. Восстановился в универе. -Алло девушка, да, я по объявлению насчет работы. -Нет, незаконченное высшее. -Не подхожу? -Нет. -Спасибо. -Алло. -Да, по объявлению. -Нет, незаконченное высшее. -Извините. Что не говори, ученье - свет. Не всю же жизнь объяснять гражданам, чем отличается этот комбайн от этой прекрасной мясорубки. Без вышки никуда. -Алло, Серёга, здорово. Как дела? -Здорово Ромка, да нормально всё. Сам как? -Может вечером пивка?. -Ок. Давай. -Да, Серега, давай только без девчонок. -Ок. -Все, на Первомайской в восемь. -Да, четыре кружки. -Мне мать твоя звонила, отхлебывая пиво,- говорит Ромка. Спрашивала, что да как. -Ну и? -А я что. Сказал все как есть. -Сам ты дурак. Что тебе стоит. Позвони да помирись. -И что?! -Что, что. Скучает она, волнуется. Как никак, шесть месяцев тебя не видела. Это твоя мать, понимаешь, твоя. Одна, единственная. Напились. -Привет. -Здраствуй. -Сереж, мне Ромка дал твой телефон, мобильный ты игнорируешь. -Мам, оставь меня в покое. Что опять? Чем я тебе опять мешаю? У меня своя жизнь. -Ты мне никогда не мешал и не мешаешь. Ты не забыл, у тебя завтра день рождения. Придешь? -Нет мама. Все хватит. -Прости меня, сына,- опустилась в голосе мама. Если я тебя чем-то обидела - прости. Наверно я все-таки не совсем бесчувственный. Воздержался от грубостей. -Ну что? Придешь? Приедут. -Посмотрим, мам. -Можешь взять свою пассию. -Пока. Сколько раз слышал трель родного звонка. Сейчас все для меня как будто вновь. Испарина на руках и на лбу. -Что ты нервничаешь,- поддевала меня Ленка. Тру руки об джинсы. Нет бы поддержать, а она подкалывает. Молчу. Щелчок. -Привет, мам. -Здраствуйте, тетя Катя, с именинником вас,- поздравляет Ленка. -Привет. Поздравляю тебя. -Спасибо, мам, с неохотой отдаваясь в ее объятия,- выдавливаю я. Гости-родственники, выпивка, домашняя еда, приготовленная мамой, улыбки, поздравления - как же всё это здорово. Опять воспоминания унесли меня куда-то в детство. -Сереж,- сказала мама, выдернув меня из воспоминаний. Сегодня твое восемнадцатилетие. Ты стал уже взрослым, как я давно это хотел услышать, мама перевела дыхание. Хоть мы и живем раздельно, мне тебя очень не хватает. Если я и была неправа когда-то, прости меня пожалуйста. -Мам! -Не перебивай сынок. Я не хочу чтобы ты слонялся где-то, и этим подарком я выражаю свою любовь. Звон стекла, присоединения остальных к тосту. Я развертываю коробочку с подарком. Ключи. Мама подарила квартиру, на одной лестничной клетке, рядом, рядом с ней. Обвожу глазами гостей. -Извините меня,- с комком в горле обращаюсь ко всем. Я сейчас,- выхожу на балкон. На глаза накатываются слезы. Скурив две сигареты, возвращаюсь. -Спасибо, мама,- как обычно сухо говорю я. Переехали. Заканчиваю третий курс, работа отличная, своя квартира, девушка, которую, как мне кажется, люблю больше всего на свете, полный достаток, что еще нужно в двадцать лет. На протяжении двух лет почти и не общались-то с ней, так если только, по мелочам. Но я всё равно знаю, что ей было приятно, зная что я под боком, рядом. -Привет, мам, есть что поесть- с голодным взглядом бежал я на кухню. -А что, твоя не готовит? -Мам, хорош заводить старую песню. -Алло, Сергей,- это вас Евгения Николаевна беспокоит. -Да, что случилось? -Сергей,- мама в больницу попала. -Что, что случилось? -Когда скорая забирала, сказали что инфаркт. -Алло, Николай Иванович,- это Сергей, мама в больнице, я прерву командировку. -А что случилось? -Я и сам толком не знаю. Позвонила соседка, сказала что скорая забрала с показанием на инфаркт. -Да, давай, вылетай. -Вы кем будете? -Сын я. -Я главврач, Сергей Александрович. -Очень приятно, тезка. -Да, инсульт. -Это серезно? -Да. Парализовало конечности. -Сложно сказать сколько. Сейчас ей нужен только покой и уход. Захожу в палату. -Ей сделали укол снотворного,- говорит тезка. Надо, чтобы она хорошо выспалась. -Привет, мам. Проснулась. Ну не плачь. Все будет хорошо. Почему не можешь двигаться? От усталости. -Что со мной? Серёж, скажи правду. -Мам, у тебя был инсульт, парализовало конечности. -Нет, мам, доктор сказал, что все можно восстановить. Физические процедуры. Отдых. Свежий воздух. -Мам, а давай на дачу махнем все вместе, сказал я вечером уже дома. -Давай, только можно тебя попросить без Лены. -Хорошо мам,- не стал спорить я. В дверь позвонили. -Здравствуйте, Николай Иванович. Проходите. Николай Иванович, одноклассник мамы, на данный момент директор банка, в котором я работаю. Опять спасибо маме, пристроила. -Налей в вазу воды. -Привет, Катенька. Как ты? -Да как. Сам видишь, но обещали что поправлюсь. Спасибо за цветы,- улыбнулась мама. Я вышел на балкон, покурить. -Серёга,- прервал меня от моих размышлений Николай Иванович. Мама сказала, что вы на дачу хотите съездить. -Ага, только ведь на работу надо. -Ну, насчет работы ты можешь не волноваться. Поезжайте. Ей сейчас отдых нужен. Побудь рядом с ней хотя бы недельку. -Спасибо Николай Иванович. -Ладно, давайте, аккуратно там. Я к выходным заскочу. Да, кстати, поедем ко мне, я тебе кресло инвалидное дам. Жена умерла, а кресло осталось. А то сам знаешь, в наших больницах ничего не дождешься. Договорился с Евгенией Николаевной, медсестра с тридцатилетним стажем, да к тому же наша соседка, будет присматривать за мамой, на время моих командировок. -Лен, ты давай тоже, не ссорьтесь только. Ты же знаешь, маме сейчас нельзя волноваться. Заходи к ней почаще. Меня целый месяц не будет. Все, давай, мне в аэропорт надо. Захожу в мамину квартиру. -Да мам, на месяц. Это важная для нас поездка. Ну все, давай. Смотри аккуратно здесь без меня. И с Ленкой не ругайтесь, тебе нельзя волноваться. -Не подходит она тебе. -Мам, всё, давай не будем. Я, пожалуй,как-нибудь сам разберусь. Ну всё, я побежал. Целую её в щеку. -И тебе удачи. Оставалось последнее совещание. Побрившись, спускаюсь в гостиничный кафе-бар, завтракаю. Какое-то непонятное ощущение внутри, в груди. Сердце сжимается. -Алло, Евгения Николаевна, у вас всё нормально? Как мама? -Нормально всё, не беспокойся. Спит она. Я только ей укол сделала. -Да, сегодня вечером прилечу. Ну всё, до свиданья. До вечера. Как же долго тянулся этот месяц. Ну вот и все, последнее совещание окончено, мы получили этот кредит. Все, осталось только забрать из гостиницы вещи, перекусить и в аэропорт. -Алло, Сергей. Это Евгения Николаевна. -Что случилось? -У мамы был повторный приступ. Врачи не стали забирать ее в больницу, сказав, что передвигать её очень опасно. Поставили капельницу. Сейчас вот только доктор уехал. Давление стабилизировалось. -Спасибо вам, что позвонили. У нас нелетная погода, отложили рейс на три часа. -Девушка, милая, ну может можно что-то сделать. У меня мама при смерти. -Я сожалею, молодой человек, но от меня ничего не зависит. Все рейсы отложили. Посмотрите погода какая. Молча сижу в баре, пью, пускаю дым в потолок. Наконец-то объявляют рейс. -Как это случилось? -Сергей, не хотела говорить, но она сидела у окна, воздухом дышала, я подошла чтобы накрыть её пледом, прохладно было уже, подъехала машина, а там твоя Ленка с каким-то мужиком в машине целовалась. Машина как раз под фонарем стояла. Все видно было как на ладони. Она только и успела мне сказать: -Смотри, Жень, я же говорю, не пара она ему, и, стала задыхаться. Я переложила её на кровать и в скорую позвонила. До их приезда укол сделала. Открылась дверь и зашла Ленка. -Здрасьте. Серега, ты что не мог позвонить,- улыбнувшись, спросила Ленка. Встаю со стула, пощечина. Она падает. Хочу добавить, но Евгения Николаевна останавливает. -Вон из моего дома. Вон, вон, блядь, я сказал. У тебя час, слышишь, ровно час, чтобы отсюда убраться. Соседка схватила меня за руки: -Тише, успокойся, не буди маму. -Мам, я опять обкакался,- из своей кроватки улыбался я. Она беспрекословно брала и меняла мои пеленки, посыпала присыпкой, ласково говоря: -Ах ты мой маленький засранец. Сейчас проще. Сейчас даже памперсы для взрослых есть. -Вот так. Вот мы и переодели тебя. Ну что ты плачешь? Не плачь, не надо. После этого приступа она уже не могла говорить. Лишь какие-то шипяще-гортанные звуки. -Мам, ну поешь немного,- подносил к её рту я ложку. Нет мам, не отворачивай голову. Тебе надо сил набираться, чтобы поправиться. Ей было стыдно когда я менял ей памперсы, постель. Из-за этого она отказывалась от воды, от еды. -Мам, ну ты что в самом деле? Хоть ложку каши съешь. -Кхшш, кхшш. -Мам, а сколько ты за мной убирала, кормила с ложки, когда я болел. Что ты мне говорила: -Ложечку кашки съешь и поправишься. -Ну вот мам, молодец. Давай еще немного. -Кхшш, кхшш. Я смотрю на нее, заглядываю в ее глаза, пытаясь угадать, что она хочет. Днем она все больше спит. Соседка не отходя дежурит около нее, несет свой дневной пост. Прихожу с работы, принимаю вечернюю вахту. Мне уже везде слышатся эти звуки - кхшш, кхшш. Быстро бегу домой. Заходят пацаны. Зовут пивка попить. Вежливо отказываюсь. Отсыпают травы. Иду на балкон. Забиваю, курю, чтобы хоть как-то отвлечься. Захожу в комнату. Все по новой. Кхшш, кхшш. Сейчас, мам, сейчас. Переодеваю, кормлю. -Да, мам, сейчас телевизор посмотрим. Подкладываю ей еще одну подушку. Уже её по звукам понимаю. Да, мама, сейчас переключу. Какой-то сериал. Она их любит. Заметная улыбка на ее лице. Она смотрит на эти картинки, а я на нее. Боже, как ее болезнь изменила. Ещё три месяца назад эта сорокадвухлетняя женщина вся дышала красотой. Румяное лицо, фигура. Я даже завидовал своему директору, который пытался за ней ухаживать. Она была поистине красивой женщиной. Она так и не пересекла ни с кем свою судьбу после смерти отца. Сейчас же одеяло скрывало тело скукоженной, морщинистой старухи. Кладу к ней на грудь свою голову, укрываясь ее рукой. Засыпаю. Снится детство. -Ааа, мама больно,- орал я на весь двор. -Что случилось, обнимая меня,- спросила мама. -Я с дерева упал, показывая свои руки, которые были все в занозах,- плакал я. Она меня уложила на кровать, смазала йодом ссадины. Я помню только ее руки, которые могли незаметно вынуть все занозы, погладив, убрать боль. Как же мне сейчас хотелось вытащить занозу из ее сердца. Проснулся от шума телевизора. Осторожно встал, чтобы не тревожить маму. Иду на кухню, выпить стакан воды. Возвращаюсь, накрываю ее, наклоняюсь поцеловать. Холодный ветер, распахивая окно, врывается в комнату. Холодное лицо, с застывшей улыбкой. Ночной ветер треплет волосы, даёт забыться, успокоиться. Надышаться можно только ветром. Два дня на даче. С детства не переношу процедуры подготовки к похоронам. Отпетые священником псалмы, плач женщин за моей спиной, горсть земли в руках. Последний путь. -Серёга, ты идешь,- окликнул меня Ромка. -Нет, вы идите, я побуду еще. -Мамка твоя?- вывел меня из раздумий чей-то голос. Это были могильщики. -Да. Они присели рядом. Я разлил по стаканам оставшуюся водку. -Меня Кузьмичом все кличут, а это дружище мой - Колян. Помянули. -А моя мамка вот, рядом покоится,- показывая рукой на соседнюю могилу, проговорил Кузьмич. -А твоя?- обратился я к Коляну. -Я ее не знаю. Я из детдома. Помолчали. Колян сбегал еще за бутылкой водки. -Давайте,- сказал я, наполняя стаканы, за всех живых матерей-здоровья им, и, за всех ушедших - пусть земля им будет пухом. Я поднял к небу влажные глаза: -Посмотри мама на этих славных детишек. Как ты и хотела: мальчик и девочка. На мою жену, на этот залитый солнцем двор. Прислушайся. Ты слышишь? Шум волн, крики чаек. Это была твоя мечта, иметь домик на берегу моря, видеть меня счастливым. Посмотри же - я счастлив, только мне не хватает тебя. Легкий ветерок качнул кресло-качалку. На секунду мне показалось, будто она сидела в нем и смотрела на все это такими же счастливыми глазами, как и я. Солнце озарило землю. Почему то вспомнились слова из книги Г. Г Маркеса: "Человек не связан с землей, если в ней не лежит его покойник ". Сто лет одиночества прошли. Я возвращался на свою родную землю. О которой я никогда не забывал и не забуду. На землю, где покоится прах матери. Издалека заметил покрашенную ограду, ухоженную могилу, свежие цветы на ней. -Не обманул Кузьмич. Присматривает,- каким-то теплым чувством разлилось по телу. Открыл калитку, зашел, присел на скамейку: -Здравствуй, Мама. Я дома.
Nick: Почти семейное счастье Эх... Всегда трудно признаваться в собственных ошибках. Особенно, когда эта ошибка обдумана и сделана по предварительному сговору с людьми, называющим себя твоими друзьями. «Лёха, тебе тридцать стукнуло, пора уже где-то якорь бросить», – тостонул на днюхе мой липший кореш, и остальная компания подхватила: «Да, да, да – жениться тебе пора». Как раз за неделю до этого ко мне Верка незаметно переехала. Сначала – зубная щётка и расческа, за ней – халат с тапочками и наконец чемодан с тряпьём. И чего я тогда на днюхе психанул? На одно колено припал и речь толкнул, в которой ей предложение при свидетелях сделал. Лыцарь, блять… А так как Верка только этого и хотела, мы скоропостижно стали готовится к свадьбе. Заказали ресторан, гостей тщательно посчитали, договорились с фотографом и музыкантами. Обычные предсвадебные хлопоты проходили без особых напрягов. Предстояло только знакомство с будущей тёщей. С её приезда всё и началось. Лариса сука Иоанновна приехала не одна, а с собачкой Тяпой. Маленькая пучеглазая тварь с седой жопой и длинными жёлтыми когтями (это я про Тяпу) оказалась на редкость пиздопротивным созданием. Оно беспричинно лаяло, богомерзко скулило и, судя по всему, страдало собачьим аутизмом. Эта редкая болезнь проявлялась своеобразно: как только Тяпа отдуплилась в пространстве однокомнатной квартиры, она насрала в миску с едой, нассала в горшок с деревом счастья и выебала ушастый правый тапочек в виде зайца. Тяпа оказался кобелем и таким сука настырным ебакой, что пробурил в тапкозайце большое анальное отверстие. Как этот заяц не сгорел от трения нахуй, я до сих пор недоумеваю. Опущенный тапок выглядел жалко, надевать его Верка брезговала, поэтому пришлось отдать его на дальнейшее поругание. После чего блохастый ебудодыр собирался было пристроиться к моей ноге, но я легонько хлопнул его журналом по ахуевшему клюву. Тяпа звонко клацнул мохнатым ебальником, обиделся и, как оказалось потом, объявил голодовку. В первый день этого никто не заметил, на второй теща забеспокоилась. Она подсовывала лупоглазой паскуде сыр, колбасу и прочие ништяки из нашего холодильника. Тяпа отказывался наотрез и только бегал, как скипидарный, по квартире, раздражающе постукивая когтями по линолеуму. Иногда он разевал пасть и издавал противный скрип, будто кто-то тёр пенопластом по стеклу. На третий день Лариса Иоанновна вся извелась: «Тяпочка, бедненький, что с тобой?» – вопрошала она человеческим голосом. Тяпа тупо отмалчивался, скрипел или ебал тапочки. В общем, трагедия ниибацца. Тут надо сказать пару слов о Ларисе Иоанновне. Поначалу она показалась мне положительной бабёнкой. Сапоги дочери подарила и сказала, что поживет у нас всего денька три. Раз сапоги, думаю, пусть живет, хуле. К тому же, на кухне зашуршала сразу: блинцов кружевных нажарила, соляночку организовала, соленья домашние достала. И водки бутылку непочатую на стол водрузила. Ну, думаю, в семейной жизни тоже есть свои плюсы, каждый день бы так. Посидели, выпили. Иоанновна хуйни не молола и плёнку под конец не тянула. Нормально всё, в общем. Но повадилась она по утрам в туалет ходить. И не просто так из любопытства захаживать, а натурально срать. Хоть и при закрытых дверях заседания проходили, но воняло так, будто она калом на дверях человечков рисовала. Причём снаружи. Как-то сразу она мне разонравилась, у меня прям аллергия началась: палец большой на ноге неожиданно оттопырился и цвета мёрзлой залупы стал. Симптомы настолько загадочные, что по сравнению с ними пресловутый Сфинкс – просто окаменевшее говно. Метнулся в больничку, где какое-то светило долго разглядывало мой палец, а потом тупо анализы назначило. Светилом я его, конечно, зря обругал, так – фонарь обоссанный, не больше, но это мелочи. Пришел домой – материал собирать, в туалет ткнулся – хуй там – родственница уже сидит, тужится. Судя по запаху, уже и стены обрисовала. – Второй час кряхтит. Крепит её после крабового салата, – невестушка моя шёпотом просветила, – Я где-то слышала, что в кукурузе дубильные вещества содержаться. – А не надо стока этих веществ жрать, – шепчу тоже, – кастрюлю салата заглотнула, вот теперь и сражается с запором. Боюсь, в рукопашную пойдёт. А сам думаю, где же теперь мне опорожняться? Анализ хочу сдать, не могу просто. В майонезную баночку поссать проблем особых нет, а вот в коробок спичечный я с детсва ходить не люблю: всё время на руки сру. Пока Верунчик бутеры на кухне строгала, я коробку из-под подаренных сапог «Саламандра» нашёл, посреди комнаты поставил и кучу внутрь наложил. Ну, как кучу? Курган послепраздничный. Сижу, слышу, вода в туалете сливается, и Лариса Иоанновна облегчившейся трясогузкой в комнату несётся, аж подскакивает от радости – просралась блядь. Сериал «Маргоша» пропустить боится, видно. А у меня как раз второе дыхание открылось, ежедневный сериал «Гавноша», комнатный вариант. Она в комнату прискакала, мой сереал с ходу заценила и как завопит визгливо: – Верочка, он тебе в новые сапоги серет! – и ко мне коршуном кинулась, коробку из-под жопы резко так – хвать! А я зазевался чего-то и первый раз в жизни на ковер насрал. – Кто серет? Тяпа? – Верка из кухни возмущается. – Да какой Тяпа! Жених твой на всю авоську ебанутый! – Иоанновна, а вы не охуели часом в моём доме матом ругаться? – вежливо так спрашиваю. – И зачем это вы, старая проститутка, коробку из-под меня попятили? Ой, бля, что тут началось! «Обосрали!» – теща ревёт. Верка тоже раскудахталась: «Как ты можешь?! Это же моя мама!». Я позицию менять не стал, чо уже, думаю, суетиться. Сижу, орлом поглядываю на тёщу, которая Верке то под нос курган мой суёт, то на ковер тычет. И орёт сука, как будто это её ковёр, дорогой шопиздец, а я на нём пионерский костёр разжег и сосиски охотничьи на шпажках жарю. Повизгивает аж от возмущения, курвятина. Верка тоже удивляется: не каждый день я всё-таки на паласы гажу. Хоровод вокруг меня водят и причитают обе. Ну, я досрал невозмутимо, встал, подтерся газеткой, хоть это и неловко при посторонних делать, и на дело своей жопы глянул. Интересно даже получилось, несмотря на семейные неурядицы: какашки плотноватой консистенции и цилиндрической формы, закрутились в спираль по часовой стрелке и образовали аккуратненький конус, увенчанный финальной тефтелькой, – хоть сейчас лаком вскрывай и на продажу. – Красиво, – умилился я над будущим сувениром, склонив голову набок. Вдруг из-под дивана резко выбежал ослабевший от голода Тяпа на подкашивающихся лапках, и, недолго нюхая, оттяпал верхушку моей пирамиды. – Фу, Тяпа, выплюнь! Это – гавно! – заорала теща. Тяпа плеваться не стал, а даже наоборот – мелко подрагивая от удовольствия, доел оставшееся, радостно прыгнул хозяйке на руки и несколько раз успел лизнуть её в лицо. Дескать, наконец-то нормального чего-то покушал, спасибо. – А это всё из-за вас, между прочим, – указал я на коробку отплевывающейся от собачки теще. – Что?! При чём тут я? Ноги моей здесь больше не будет! Он же сумасшедший, Верочка! За кого ты собралась замуж? – Я вашу псину придурковатую, кстати, от голодной смерти спас, – очередной аргумент выдвинул. – Да он же помрёт теперь с такой отравы! – тёща повысила тональность воплей и заглаживать ссору не захотела. В общем, слово за слово, разгорелся скандал. Верка как-то сразу ко мне охладела. Тоже кричать начала, и вообще, по-другому, с каким-то отвращением заговорила. Не узнать прямо. Значит, не было, думаю, с её стороны никакой любви, если увидела, как жених подтирается, и остыла так резко. Ну и послал их нахуй единовременно, зачем мне такие родственнички? Обиделись. Шмотки свои собрали и вместе с мамашей укатили. Тяпа только уходить не хотел, возле меня всё крутился. В сумке с тёщиными трусами уехал, бедняга. Больше мы не виделись, ебал я в рот такое семейное счастье. А палец у меня сам по себе на следующий день выздоровел. ----------------------------------- © mobilshark
Masterboy071: Давно так не орал Умеют же люди писать
Nick: Бомбилы Для начала - нечто вроде преамбулы: Геленджик. Аэропорт. Сам-то Гелик - городок маленький, и его из конца в конец проехать - рублей 300 максимум стоит, на такси, что вызывается по телефону (здесь и далее это такси будет обзываться радиотакси). И те, кто прилетает в Гелик, как правило, об этом прекрасно осведомлены. Поэтому бомбилам, что облепили аэропорт, едва его только открыли, там не разживёшься особо. Вломить 2 штуки за доставку тушки в ЖК "Парус" (это противоположная сторона Геленджика, если смотреть на него сверху, как на говно) - это только совсем уж лошпеду пьяному можно. К тому же большинство рейсов прилетает днём, когда прекрасно ходит общественный автобус. Идёт он медленно и печально, как льётся песнь чабана в казахских степях, да и сам по себе - газенваген ещё тот, на жаре-то, но для скаредной публики стоит всего рублей 25, и они, конечно, предпочитают лоховоз, нежели бомбилу. К этому надо добавить ещё некоторых козырных барсиков, которых встречает гостиничный и пансионатный трансфер (наши придурки, местные пингвины капитализма, акулы, блядь, туристического бизнеса - наконец допёрли до такого вида сервиса: штука копеечная, а клиент чувствует себя прямо в монте-карло почти, хе-хе! И хуйня, что "трансфер" осуществляется не на чёрном мерседесе с кондиционером, и не на белом кабриолете, а на разъёбанной волге дяди Ашота, душной и пыльной, из ароматизаторов знающей только носки самого дяди Ашота, который меняет их два раза за сезон - херня. Главное - встречают, сажают, подвозят, да-а.) Как там у Высоцкого, бессмертное: "Приятно всё же, что нас тут уважают: гляди - подвозят! Гляди - сажают!" Но бомбилы не теряют оптимизма. Главная их надежда - внеплановые рейсы. Это когда летит самолёт, положим, в Анапу, а Анапа, сцуко такая, не принимает! И сажают борт в Гелике. Вот оно, счастье! Нет, ну, настоящее счастье, счастье с большой буквы - это когда, положим, рейс шёл в Сочи, о! А его сажают в Геленджике! Вот тут... ...В Сочи-то нынче понтовые ребятишки летают. А наши доблестные авиакомпании пока-а ещё организуют трансфер! Ну, кто сталкивался - тот знает: ждать можно сутки. И больше. Поэтому неизбалованные сервисом наши граждане, рвущиеся к морю, ясен пень, начинают заниматься самоспасением. И вот тут-то и настаёт черёд бомбил. Логистические схемы ребяты рисуют прямо на песке: смотри, можем тебя до Сочей докинуть. Часов пять-шесть и ты - там. Тысяча долларов. Нет? Ладно, если хочешь, только для тебя - 800 (сладкая сказка бомбил, которой они с удовольствием потчуют заезжих клиентов, называется "как я из Геленджика в Сочи клиента вёз за сорок тысяч рублей", ггг. Рассказывается ВСЕГДА от первого лица, и покатавшись на разных такси у меня сложилось ощущение, что этот странноватый клиент только и ездил за сорок тысяч в Сочи из Геленджика и обратно на всех бомбилах по очереди). Эдакий таксистский дед мороз, бля. - 800 баксов дорого? Смотри: можем тебя всего за 8 тысяч рублей довезти до Новоросса, оттуда завтра "Ракета" хуярит в Сочи. Три часа и ты там. В порту перекантуешься, но если ещё немного заплатишь - обеспечим тебе ночь в нормальных условиях. Всё равно дорого? - далее предлагаются ещё какие-то феерические варианты, в основном связанные с симбиозом автомобильного и водного транспорта. Это я уж молчу деликатно, что радиотакси до Новороссийска стоит всего… 890 (или 980, не помню точно) рублей. Из ЛЮБОЙ точки Гелика. Телефон, кстати, тут же в аэропорту на рекламе написан. Но лох он ведь такой лох, он рвётся к морю, и ему всё пох - как правило, на каком-нибудь варианте сходятся. Однако сочинский рейс - это настоящий подарок, и такой подарок бывает также редко, как краснодарский - всё-таки авиакомпаниям, видимо, тоже не нужны эти качели с трансферами, и так далеко от пункта назначения они сажают борта только если уж совсем какая-нибудь жопа приключилась там, на месте. А потому все надежды на Анапу, Витязево - ворота, блядь, Краснодарского края! Ещё до лета прошлого года это были реально - ворота: Сочи, Краснодар и Анапа. Три порта. Сочи - далеко и в горах, туда залезешь - уже не выберешься. Краснодар от моря далековато, опять таки - таксистам платить. Вот и получалось, что все отдыхающие ломились авиарейсами на Анапу, а оттуда уже расползались по побережью, к вящей радости диких таксистов. А тут дерипаска, педарас, аэропорт в Гелике построил, с Вовиного благославения. Сука. Всю мазу им обломал. Теперь они сидят и на своих нокиях и иных устройствах смотрят погоду… в Анапе! ))) Летом там грозы часто бывают, и когда сильная гроза - почти всегда самолёты с Витязево заворачивают на Гелик. Гелик - место уникальное, из-за горной гряды там грозы, всё-таки, гораздо более редкое явление: сам не раз наблюдал, как буквально со всех сторон тучи огромные и страшные, гром, молния, сполохи, а на город - ни капли не падает, да ещё и солнышко светит. Там в горах - пизде-ец, потоки воды. А тут - ну, в лучшем случае, поморосит слегка. Приятно охлаждая. И усё. А заход на посадку нынче - только с моря, поэтому садись - не хочу! Это я к тому, что с Гелика на Анапу заворачивают крайне редко. Но это всё вступление было, чтоб вы поняли дальнейшее. Теперь экшн: Однажды стал там свидетелем просто прекрасной сцены... Я улетал из Гелика в Москву. Был я один - семья оставалась в Персональном Раю™. Был с минимумом вещей. У меня в запасе было ещё два выходных дня. Короче, я чувствовал себя весьма вольготно и расслабленно. Мой рейс задерживался, правда, не особо критично - где-то на полтора часа. Я вяло пил тёплое пиво в баре на улице, любуясь напоследок курортным городом. Вокруг также лениво, как и положено на юге, ходили эти стервятники (бомбилы), гортанно обсуждая между собой перспективы сегодняшнего дня. По их общему мнению выходило, что сегодня ловить нехуй: погода почти идеальная везде. Где-то в районе Керченского пролива (сообщал самый продвинутый) видели крепкий такой, хороший грозовой фронт, но закроет ли он Витязево, или нет - было неясно, и бакланы скучали, глядя на небо из немногочисленных затенённых мест. ...Вдруг бакланы оживились до нездорового. Все эти дяди ашоты покраснели лицами, некоторые натянули поверх маек рубахи, многие одели под разъёбанные тапки, в которых там все ходят - грязно-белые или зелёные носки с люриксом… дяди ашоты - ребяты модные и вообще, в тренде, до-о. Пронеслось: "датский сажают!" Неслыханное для здешних мест дело, доложу я вам! Я лично даже ушам не поверил, но сарафанное радио (а точнее - их коллеги из Витязево) со стопроцентной достоверностью доносило: Витязево накрыло, и на Геленджикский аэропорт свалилась манна небесная в виде датско-питерского рейса! И не поверил бы никогда, что такие - бывают... Через короткое время все, как дети (включая меня) столпились у решётки, ограждающей лётное поле. Все глядели в лазурную даль над морем. Именно оттуда должен был показаться чудо-лайнер. Самый зоркий закричал: "Вон он, сцуко! Вон он!!!" - и тотчас все остальные увидели стремительно приближающуюся точку. Забегая вперёд, всё-таки поясню. Оказывается, действительно, есть (был?) один-единственный (я точно не знаю, но очень надеюсь на это, ггг!) рейс, из… Копенгагена. В Анапу. За каким чопорным датчанам нужно в Анапу - вопрос не ко мне. Возможно, вся Европа, желающая насладиться курортами Краснодарского края, как крысы за Нильсом, собирается в копенгагенском аэропорту, и требует немедленно отправить их в Витязево, причём с заездом в наш родной Питер. Да-да: рейс был с промежуточной посадкой в Питере. У бедных пассажиров этого чудильного во всех смыслах рейса день с утра не задался: во-первых (это всё я потом узнал, из разговоров пассажиров) рейс задержали ещё в Копенгагене. Но это всё хуйня: в Питере их задержали… на 6 часов! При этом никому ничего особо не объясняли, выдали сухпай и пледы, и… через 6 часов, не выпуская из транзитной зоны Пулково, добавив туда на борт наших полупьяных курортников из культурной столицы - отправили на юг. Таким образом, половина пассажиров находилась в пути уже часов эдак 9-12, не знаю точно, сколько. ...И даже в финале своего путешествия их посадили не в Анапе, а, блядь, в Геленджике. Больше всех роптали наименее пострадавшие - питерские. Правда, они тоже просидели 6 часов в Пулково в ожидании рейса, на который взяли билеты, но всё же - не в самолёте и не в транзитной зоне. Как бедные европеусы. Последним, чесна говоря, было уже похуй, по-моему, где их посадили - Анапе ли, Геленджике… Когда стало ясно, что никуда дальше они отсюда уже не полетят, их вялой толпой выпустили в зону прилёта аэропорта (по сути это просто - двор, из которого свободный выход совершенно. И вход тоже). Европеоиды - люди дисциплинированные - всё-таки, есть в них это. Молодцы. Не галдели, не шумели, не ругались матом и не обещали какой-нибудь мелкой сошке, случайно подвернувшейся, яйцы на уши бубенцами натянуть "если здесь и сейчас не будет представителя авиакомпании, который отвезёт меня в Анапу", как это делали представители питерской интеллигенции. Норды чинно-мирно расселись, со скандинавским спокойствием ожидая сатисфакции от авиакомпании, как это принято у них. Многие, осознав, что они - на свободе, интересовались, где можно поменять валюту, принимают ли в местном баре кредитные карточки (интересовались, понятно, на родных им языках, чем подвесили и без того вялый проц у девочки, торгующей пивом и прогорклыми чебуреками, не говоря уж о том, что карточки никакие она не принимала). Блядь, это было настолько смешно: приосанившиеся бакланы эдакими павлинами, с многозначительными лицами ходили между иностранцами, но ЗАГОВАРИВАТЬ С НИМИ БОЯЛИСЬ!!! - из-за языкового барьера. )) Мозги у бакланов скудные и убогие, как эротические фантазии моего знакомого прапора Бляденко. На то они и бакланы. Пораскинув этой странной субстанцией, которую они по подобию называют мозгами, бакланы пришли к единому мнению: с нашими связываться особо не стоит - ломи им ценник, как будто в Африку везёшь, а самая мякотка - европейцы! Этим же сто евров отдать - что тебе пописать сходить (дословно цитирую аргументы одного из одарённых - они разговаривали в голос, не стесняясь, хуле - кругом же пиндосы, не понимают нихуя, ггг. Плохо они европейцев знают, ага). Поэтому наши - похуй, а вот эти - нехай посидят, подкоптятся на нашем солнышке, глядишь, и сами предлагать варианты начнут, тут и языковый барьер перестанет мешать: мани, они и в Дании - мани. Логика железная... Час продолжался этот цирк. Европейцы - сидят, обмахиваясь чем придётся. Кто-то купил минеральной водички, кто-то, глядя на это, купил БОЛЬШУЮ бутылку минеральной водички (видимо, рубли были у человека), и она пошла по рукам (!). Бакланы в носках с люриксом и рубашках с мокрыми подмышками ходят между, и лицом показывают томление и готовность сделать любую гнусность за евро. Европейцы на них не реагируют ни разу - подумаешь, какие-то странные люди ходят… Пусть ходят. Приветливо улыбаются всем, будто и не 12 часов в дороге. Вообще меня вот это всегда подкупало и приятно поражало в европейцах: уж на что, по идее, цивилизацией избалованы, а в случае каких-то жизненных коллизий - не унывают ни разу, не психуют, не орут, наоборот: улыбки ободряющие, взаимовыручка на элементарном уровне… Тут давеча видео ходило, как застрявшие в аэропорту после ледяного дождя наши люди ДРАЛИСЬ друг с другом, когда объявляли регистрацию на рейс и они вставали в огромную очередь. Блядь, ну это ж пиздец, я счетаю! Вот тока что оба-вместе залупу солили, непонятно было вообще когда и куда улетим, а тут регистрацию объявили - и БЛЯДЬ ПУСТИТЕ МЕНЯ ВПЕРЁД ВАС ЗДЕСЬ НЕСТОЯЛО!!! ...Откуда у нас это - нихера не понимаю… Но постоянно присутствует. Нашёлся один умник, из бакланов. Он себе бейджик смастерил из подручных материалов (чем как бы доказал мне, что среди бакланов тоже есть не совсем уж безнадёжные ребята - эволюция страшная штука). На бейджике написано "Тахi". С этим бейджиком, вкрадчиво повторяя то, что на нём написано, он пошёл по рядам "датчан", как их все считали. Может, и вправду там большинство было из Дании, но судя по языку всё-таки немцев было больше. ...Одна полная женщина заинтересовалась его предложением. Сначала она попыталась заговорить с ним по-немецки - баклан предсказуемо ничего не понял. Потом она заговорила ещё на каком-то языке (возможно, датском, во всяком случае - скандинавском). Ноль. Зеро. Тогда она заговорила на английском, и я понял, что она хочет: она спрашивала его, не знает ли он, где раздают трансферы от авиакомпании, чтоб она могла за трансфер воспользоваться его услугами?! Как понятно, баклан такой фразы не понял бы даже на русском. В общем, как он был "самый умный" - так он и сдулся, сделав единственный правильный вывод из международного общения: "Она, сцуко, тугрики платить не хочет, как я понял!" - правильно понял. Не хочет. Тут, правда, и скандинавскому терпению начал приходить конец. Главным образом нордов смущало вот что: наша, русско-питерская часть тусовки, начала потихонечку рассасываться. Ну, мы же не привыкли ждать милости от природы, правда? А авиакомпании у нас, как правительство, как непогода - всё оттуда, сверху, не от нас как бы зависит. Поэтому наши либо доторговывались до приемлемых величин с бакланами, либо - двое проворных мужиков умудрились заарканить маршрутку на шоссе, подогнать её к воротам и усадить туда своих бабей, а заодно и штук четырёх ещё, успевших вписаться в доляну. Кто-то сел на автобус и упиздовал в неизвестном направлении на этом Ленивом Голландце™, как я его называл (потому что появлялся он всегда в самых неожиданных местах города, но всегда, сцуко, полз неторопливо, и никогда не было понятно, куда он идёт - оттуда или туда?!))) ...Кто-то ещё как-то решил вопрос, и, в целом, группа русских таяла на глазах, а бедные европейцы всё по-прежнему вялились под солнцем. И тут… так и хочется сказать - «весь в белом» - появляется представитель авиакомпании. Как раз, когда уже даже некоторые скандинавы не то, чтоб занервничали, но начали выражать некоторое беспокойство, скажем так. ) ...И появляется не один (одна, очаровательная девушка), а - с двумя здоровенными автобусами типа "Неоплан". Они, оказывается, даром времени не теряли, но и по русской привычке не слишком ставили в известность пассажиров о своих действиях (вот тоже всегда удивительно было - ну скажите же вы, блядь, сразу: ждите столько-то! - нет, будут в секретность непонятную играть, будут бояться взять на себя ответственность за произнесённые слова, но только не расколятся, хоть на дыбу их вешай!). Они просто ломанулись в ближайший серьёзный отель (есть там такие, со своими автобусами нормальными). И зафрахтовали там пару кондиционированных двухярусных Неопланов, для рейса из Гелика в Анапу, за счёт компании. ...После чего предложили европеоидам, с извинениями за доставленные неудобства, проследовать в оные автобусы. Что те и сделали с чувством собственного достоинства и ощущения абсолютно привычно сбалансированного мироздания, безо всяких разрывов шаблонов. Плюс оставшиеся русские. Немногочисленные. Которые до самого входа в автобус спрашивали у всех: "А сколько стоит? Бесплатно?!?! Точно?!?! " - остались, как вы понимаете, либо наиболее принципиальные, либо наиболее неимущие, что порой вытекает одно из другого, хе-хе. Девушка от авиакомпании была очень сильно удивлена: ведь ей сообщили, на сколько пассажиров нужен автобус. И каково же было её удивление, когда она увидела, что пассажиров реально стало вдвое меньше! Второй автобус уехал почти пустой... Но моя радость была бы не полной, если б я не видел лица бакланов, когда они провожали эту делегацию к автобусам… Некоторым явно хотелось гранатомёт: они бы подорвали все автобусы Геленджика, вместе с туристами. Лишь бы сорвать свои 500 евро на рыло. ...Такого облома парни не испытывали давно: свидетельствую - НИ ОДНОГО европейского пассажира не познакомилось с прелестями "Волги" дяди Ашота, пропахшей насквозь его изумрудными носками с люриксом, меняемыми из религиозных соображений только два раза за сезон... Вот такая вот обычная история. --------------------------------------- © baxus
Nick: Последний бастион Это была самая обычная рюмочная на окраине города в рабочем районе. Забегаловка, ганделык, шалманка. Шесть столов, накрытых клеёнкой в цветочек, потёртые стулья, кафельный пол, тюлевые шторы на окнах. За стойкой, из-за блюд с бутербродами выглядывала дама предпенсионного возраста, эдакая бандерша, взгляд которой поставит на место любого зарвавшегося алкаша. За одним из столиков четверо нетрезвых пролетариев тихо спорили о каких-то фланцах и шаге резьбы. Олег брезгливо окинул взглядом помещение и рефлекторно подался к выходу, но Валера остановил его и подтолкнул внутрь. Усадил за стол, расправил складочку на клеёнке, сдвинул в бок солонку и банку от «Нескафе», на половину забитую окурками. - Это что? – Олег удивлённо озирался. – Что мы здесь делаем? Ты с ума сошёл? - Расслабься, - Валера закурил, выпустив клуб дыма в потолок. - Что значит расслабься? Я в худшие свои времена обходил такие гадюшники десятой дорогой. - И очень зря. А я тут раз в неделю завтракаю. Кстати, тут пельмени ничего, салатики съедобные, а бутерброды с бужениной – пальчики оближешь. И водка не бодяжная. А утром народа не много. Ну, что, давай, по пиву для начала, пока пельмени приготовят. - Я никаких пельменей есть не буду. Дизентерии мне не хватало. Мы что, проехали весь город, чтобы здесь травануться? – Олег попытался встать, чтобы уйти, но Валерий придержал его за рукав. - Ну, не хочешь есть – не ешь. Пиво хоть попьёшь? - Ну, ладно. Пиво можно. Валера поднялся и пошёл к стойке. - Люсь, нам для начала два пива. А пока пить будем – сваргань две порции пельменей. Четыре бутерброда, селёдочку, и две порции оливье. Услышав заказ, Олег крикнул с места: - Никакого оливье. Валер, я ж сказал – есть не буду. - Я сам всё съем. Делай, Люсьен, делай. Валера подождал, пока нальётся пиво, вернулся в столику с бокалами. Олег осмотрел на предмет чистоты посуду, и только потом отпил. - Понимаешь, Олег, это место – последний оплот социализма. Цитадель, пока ещё не захваченная врагами. Вед что осталось от совка кроме воспоминаний? Ничего! Даже руин не осталось. - Ну и хрен с ним, с совком, - возразил Олег. - Как это хрен? Я в нём родился, я в нём учился, мои родители родом из совка. В совке я первый раз поцеловался, первую рюмку выпил, первую книгу прочитал. Он у меня в генах. Понимаешь? Это корни! При совке я был молодой, красивый, свободный и беззаботный. И шевелюра была у меня. – Валера провёл ладонью по прогрессирующей лысине. - Не потому что при совке, а потому, что юность моя прошла в то время. - Я не ностальгирую. - Ну и зря. Неужели нечего вспомнить? - Да есть, конечно, но некогда. Не до воспоминаний. А пиво ничего. Холодненькое. - А ты посмотри, в каких оно бокалах. В тех ещё. Никаких одноразовых стаканов. Разве можно пиво пить их пластмассы? Тут и водку наливают в нормальные рюмки. Люсь, - крикнул он барменше, - что там с пельменями? - Пять минут. - Вот это место, - продолжил Валера, - напоминает мне о том времени, когда я был счастлив. Я, когда меня из института попёрли, на заводе работал. Фрезеровщиком. Прикинь! И после смены мы бригадой заходили в такую вот тошниловку, чтобы снять усталость после трудового дня. Я, молодой пацан, в компании суровых мужиков, пропахших солидолом, слушал их байки и на ус мотал. Жизни учился. - Странное у тебя счастье было. - А раньше счастьем всё было – купил джинсы за полторы месячных зарплаты – счастье. Достал колбасы копчёной – счастье. Торт купил – счастье. Даже шоколадка – счастье. А что сейчас? Дети мои ничему не радуются, что им ни купи. Они сладости не любят! Дети не любят сладости! Не любят мясо! Котлету попробуй запихни в них. Игрушки, книжки – всё, как так и надо. Я по молодости меломанил. На балке пропадал, винил покупал, обменивал, продавал, на бобины переписывали, слушали. Название каждой песни знал, все составы групп по годам наизусть. Тексты учили, переводили. Потому что кровью и потом доставалось. А сейчас – скачал и слушай. На халяву. И что? Я собрал себе всё, о чём и мечтать в те годы не мог. И я его не слушаю. Мне скучно, и не интересно. И на кумиров теперь смотрю, как на лабухов, а не как на инопланетян из другого, фантастического мира. Книги читал раньше на машинке отпечатанные, залапанные десятками рук, на три дня давали. Ночами читал, чтоб успеть. Но зато, смаковал каждое слово. Да что там говорить. Люся принесла поднос с заказом, поставила на стол пельмени, тарелочку с шестью кусочками селёдки, бутерброды, две мисочки оливье, графин водки. Пожелала приятного аппетита и ушла за стойку. - Валера, честно, не напрягай. Не буду я здесь есть. - Не ешь. Водки выпей, селёдочкой закуси. Давай, за ностальгию. Валера наполнил рюмки. - Искуситель, - сказал Олег, выпил залпом, подцепил вилкой кусок рыбы. – А ничего. Хорошо пошла. Думал, хуже будет. Я водку уже лет десять не пил. Да и селёдку, если честно, давно пробовал. А и правда, есть в этом что-то. Забытое, но родное. - А я люблю. Иногда кильки куплю пряного посола, картошки отварим в мундире, огурчики маринованные – объедение. Да бери ты пельмени. Остынут, не вкусные будут. Алкоголь, попавший в желудок, требовал закуски. Олег поковырял вилкой в тарелке, и, не обнаружив ничего криминального, съел один пельмень. Выпили ещё, и Олег уже поглядывал на оливье. - Помнишь, - сказал Валера, - раньше любое кафе, любой сранный бар были культовыми. Их знали по именам, знали, где кофе лучше, а где - мороженное. Чебуреки ездили кушать через весь город. В «Кристалл» чтобы попасть – час в очереди выстоять нужно. Там куры-гриль классные были, там – пиво не так сильно разбавляли, там – котлеты по-киевски классные были. -Это точно, - поддержал Олег. – Помню, вареничная была на Сумской. Любили туда ходить. А в «Снежке» садились только за те столики, которые обслуживала официантка Леночка, сколько лет прошло – а имя помню. - А сейчас – или фаст-фуды безликие, или напыщенные кабаки, с претензиями. Официанты – как манекены. Пропала человечность в общепите. Да и везде пропала. Вместо гастрономов, где все знали продавцов в лицо и по имени, натыкали этих супермаркетов – конвейеров бездушных. - Это всё америкосы продвигают свою идеологию. А мы, дураки, всё у них перенимаем и зомбируемся. Поколение макдональдскокаколы. Наливай. Хорошо, что ты меня сюда привёз. Я совсем забыл и не вспоминаю о том, что было. Только сейчас и планы на завтра. А ведь и правда, я вспомнил, как я радовался каждой игрушке. А если ещё такой ни у кого не было – вообще царь был. А шоколадка «Чайка» - предел мечтаний. Зато какой вкусной казалась. Так, где там твоё оливье? И слово за слово пошла беседа по накатанной. Кто в какой пионерский лагерь ездил, кто где на море отдыхал, кто как на выпускном нажрался. И про шарфы мохеровые вспомнили – сине-красно-зелёные, и про пальто ратиновые, и про шапки пыжиковые, и про очереди в кино, и вообще про очереди. И про футбол, и про комсомол… - Ну, что, - Олег доскрёб оливье, - ещё графинчик? - Нет, на работу нужно. Давай через недельку. Я позвоню. Заедем, позавтракаем. - Договорились. Жаль, только, что недолго этой кафешке осталось. Выкупят, откроют аптеку, или бутик для пролетариев. - Не выкупят. - Это ещё почему? - А потому, что я её никому не продам. Это моё заведение. И пока я жив, здесь будет последний бастион, и я буду сдерживать осаду до последнего. - Тебе что, твоих супермаркетов мало? - Так то для заработка, а это – для души. Валера достал телефон, набрал номер. - Миша, подгоняй машину. И охране скажи, пусть грузятся. Мы едем. Валера положил на стол сто долларов, и они пошли к выходу, где их уже ждал серебристый бронированный «Хаммер». -------------------------------------------- © goos
Nick: Подарок Сашка позвал на свой тридцатилетний юбилей весь наш маленький коллектив – восемь парней и одну девку. Всем нам было по тридцать плюс-минус три-четыре года. Юбилей у него 30 декабря – прямо перед Новым Годом. Кабак снимать мы его отговорили, нафига тратить лишние деньги? Решили посидеть в своём кругу в его двухкомнатной квартире. - Сашка, хочешь шику для остальных своих друзей – веди их хоть в Метрополь, а мы и у тебя неплохо посидим. Купи лучше водки поприличней, чтобы башка утром не болела. Хороший он парень, вот только одна у него беда – он боится девок. Рядом с ними он теряется, краснеет, не знает что сказать. В общем, ему уже тридцатник, а женщин он так и не познал. И, что самое странное, он этого не скрывает. Другой на его месте спиздит с три короба о своих половых приключениях, а этот говорит правду. Наивная душа. И вот сидим мы, приглашённые, в пивнухе и обсуждаем, что же ему подарить. Всякие музыки, фотики и видеокамеры у него есть, он человек не бедный. Дааа, выбор подарка это такая засада. И вдруг Лёха подаёт идею: - А давайте ему бабу подарим!!! - Какую, резиновую? Все дружно смеются, даже Натаха. - Зачем резиновую, живую. Есть же куча объявлений об интим услугах, выберем поприличней и подарим на сутки. Пусть лишается своего целомудрия. Несолидно для мужика в тридцать лет быть мальчиком. Макс делает ехидное лицо. - А чего деньги тратить, вон можт Натаха согласится, она девка очень даже приличная. Натаха наливается пунцовой краской. - А кто-то сейчас по роже получит. Лёха призывает всех к порядку. - Ну, чо, пацаны, есть ещё идеи? Идей ни у кого нет. - Тогда замётано. Кандидатуру поручают подобрать мне, типа я всё равно на работе хернёй занимаюсь да в Интернете торчу. И я занялся работой. Обсмотрел фотки сотни претенденток на подарок. Некоторым даже позвонил. Наконец с кандидатурой всё утряслось. - Алё, я тут в Интернете ваш телефончик нашёл. Соня это Вы? Мне ответил приятный женский голос, исполненный притворной страсти. - Да, мой котик, это я. Ты хочешь попасть в объятия обольстительной блондинки и умереть в них от блаженства? Я могу всё.. Тут она начинает перечислять свои навыки и умения, но я остановил её. - Слышь ты, Соня, Золотая ручка, блин, слушай сюда. Есть возможность срубить бабла. Хочешь заработать немного деньжонок к Новому Году? - Ну, котик… Но, я вновь её обрываю. - Есть заказ на двенадцать часов непрерывной работы, но надо бы предварительно встретиться. Я должен убедиться, что фотки в Интернете твои и соответствуют действительности. Мы договариваемся о встрече на завтра в её фитнесе. В фойе вышла вполне приличная блондинка в вязаных гетрах и чёрном купальнике. Мы перекинулись парой фраз и перешли к делу. - Слушайте, Соня. У нас есть друг, которому тридцатого исполняется тридцатник. Он девственник. Мы решили ему подарить на днюху приличную деваху, которая бы лишила его девственности. Но она должна сделать это тактично, так чтобы ничем не обидеть человека. Санёк у нас человек весьма тонкой душевной организации. Справишься? - Вы знаете, в свои двадцать пять в душе я уже давно старуха, я повидала очень много, так что не переживайте – справлюсь. - Хорошо, а как у нас с ценой? - Как, вы разве не знаете цены? Полторы тысячи в час. Умножайте. - Да ты ахуела, коза, восемнадцать штук за день? Да, блин, в Газпроме меньше получают. - Ну, вот и обращайтесь в Газпром. - Не, так дело не пойдёт. Я встаю и иду к выходу. Она меня останавливает. - Подождите. Я возвращаюсь. Она очень мило улыбается. - Как и во всём цивилизованном мире, у меня есть новогодние скидки. Я просто не успела Вам об этом сказать. Мы начинаем торговаться, и останавливаемся на десяти тысячах. - Теперь слушай. Ты должна подъехать тридцатого вот по этому адресу ровно к девяти вечера. На тебе не должно быть ничего кроме короткого платьица на голое тело. Не, я не настаиваю, чтобы ты так ехала по городу, но у дверей ты должна стоять так. Ты должна быть вся перевязана красной лентой с бантом на голове. Ну, знаешь, как праздничные тортики перевязывают? На груди должна быть надпись «Подарок!». Снизу приписка «от сослуживцев». Всё понятно? - Понятно, но это стоит денег. Сговорились ещё о двух тысячах сверху. Я отдал ей задаток, и мы расстались. Утром я рассказал о результатах встречи. Все были в восторге, даже Натаха. В семь часов все собрались у Сашки. Сашкины мать и сестра, помогавшие накрывать стол, пожелали нам чудного вечера и ушли. Праздник начался. Мы говорили тосты, желали имениннику всяческих ништяков и все загадочно улыбались так, словно чего-то недоговаривали. Наконец без пяти девять я встал и начал двигать речь. Все уже были в некотором подпитии и вели себя расковано. - Уважаемые Господа! Сегодня, тридцатого декабря, нашему другу Александру исполняется тридцать лет. Не правда ли, знаковое совпадение – тридцатого тридцать. В такой день обязательно должно случиться чудо. Сань, мне сегодня очень хочется быть волшебником и сделать для тебя что-нибудь такое, чего ты не забудешь никогда. Я посмотрел на часы. Ровно девять. И в это время зазвонил звонок. Сашка засуетился открывать дверь, но я остановил его. - Спокойно, Саня, это подарок привезли. Я сам открою. В дверях стояла изумительная блондинка в голубом, словно у снегурочки, платье, перевязанная алой шёлковой лентой. Умеют же эти проститутки себя подать. Но глаза, глаза светились какой-то непорочностью, словно это была сам Дева Мария. Я застыл с открытым ртом. - Что-то не так? Она мило улыбнулась - Да не, всё так. Слышь, Соня, ты случайно в Ленсовета не играешь? От такого образа невинности сам Станиславский умом бы подвинулся. Я взял у неё из рук пакет с одеждой и поставил в угол. Затем взял её под руку и ввёл в комнату. - Господа, подарок в студии! Все ошеломлённо молчали, пришлось говорить мне. - Подберите слюни, кобели, это не для вас, это имениннику. Кобели зааплодировали. Я подвёл подарок к Сашке, кто-то быстренько подставил стул, и она уселась рядом. - Саня, владей чудом. Но помни - чудо не вечно, длиться ему ровно двенадцать часов. В девять утра останется только запах этих дорогих духов. Я шумно втянул носом воздух. Саня стоял рядом весь красный. - Санёк, не менжуйся. Лёха, разливай. Саня начал торопливо и как-то неуклюже ухаживать за девицей. Девица не тушевалась, и вскоре они уже о чём-то разговаривали. Где-то через час Лёха позвенел вилкой по бутылке. - Господа, давайте отпустим именинника на часок в другую комнату, пусть он как следует оценит наш подарок. Под гул одобрения Саня опять покраснел, но Сонька ловко подхватила его под руку, и они скрылись за дверью. А через час появились вновь. Она по-прежнему была перевязана лентой, он был одет также как и за столом. - Э, я не понял, ты нафига ленту обратно завязал? - Да он её и не развязывал. - Саня, что за хуйня, ты нас обижаешь. Лёха вновь постучал вилкой по бутылке. В комнате стало тише. - Ну, что вы как бараны. Мы уйдём, и всё будет нормально. Это же живые люди всё же. Давайте, наливайте на посошок и пошли уже. Сколько можно водку жрать? Вскоре мы ушли. Встретили мы Сашку после долгих новогодних праздников. Он ходил какой-то глушенный и никак не мог найти себе места. - Санёк, ты чё сам не свой? Переживаешь о загубленной девственности? Он лишь отмахивался от наших глупых шуток и снова погружался в свой транс. На следующий день он подошёл ко мне и спросил: - Вован, у тебя остался адрес Сони? - Зачем тебе? - Хочу встретиться. - Ты чо, дурак? Она же проститутка. - Ну, и что. Она очень хорошая девушка. Я покрутил пальцем у виска. - Я поищу, но ты бы не делал глупостей. Вечером я позвонил Соньке. - Привет красавица. Как насчёт лишить меня невинности? - А, это Вы, Владимир…. Откуда у Вас невинность? Вы и родились уже без неё. - К Сашке сходить ещё раз не хочешь? - Нет, не хочу. Зря вы с ним так, он хороший парень, а вы словно и не люди… - Слышь ты, Мать Тереза, ты мне тут целкой не прикидывайся. А к Сашке зайди. Да не за деньги, а так. Что-то он сохнуть по тебе начал. Ну, если хочешь, я оплачу тебе час твоего бесценного времени. Она бросила трубку. А Сашка на следующий день пришёл на работу сияющий словно новый рубль. - Ого, да ты никак миллион в лотерею выиграл. А через полгода у них была свадьба. Такой красивой невесты я не видел никогда. Когда наша свадьба шла в ЗАГС, другие женихи сворачивали шеи вслед нашей Соньке и получали тумаков от своих невест. Сонька сначала не хотела одевать фату, но Сашка настоял и не зря. Гости стояли отдельными группами. Мы стояли в углу своей компанией – восемь человек и Натаха. А напротив нас шёл процесс бракосочетания. Лица молодых излучали счастье, но иногда в глазах Соньки, когда она встречалась со мной взглядом, читалась такая беззащитность, что меня аж на слезу пробило. Когда заиграла музыка Мендельсона, я зловещим шёпотом процедил своим. - Если хоть одна падла скажет хоть кому-то слово нехорошее про Соньку, удавлю нахер. Но ничего подобного и в голову никому не приходило. Через неделю мы с Лёхой пошли к шефу и всё рассказали ему про нашего Сашку и попросили помочь. Шеф оказался нормальным мужиком и всё сделал как обещал. Через месяц в соседнем областном центре открывался филиал нашей фирмы и Сашке предложили поехать туда руководителем. Он с радостью согласился. До отправления поезда оставалось минут пять, проводница призывала пассажиров садиться по местам. Сашка с Сонькой прощались с нами, они по очереди обнимались с каждым из нас, Сашка выглядел очень бодрым, Сонька же была вся в слезах. - Спасибо Вам ребята за всё. Поезд потихоньку набирал ход, вслед за ним вилась белая снежная позёмка. Все молчали, лишь зарёванная Натаха тихонько произнесла: - Ребят, а хороший подарок мы Сашке сделали. Макс был тут как тут. - Ещё бы тебя для полного счастья кому-нибудь подарить. У них опять началась ихняя вечная перепалка, а мы потихоньку пошли в сторону метро. Все молчали, каждый думал о чём-то своём, наверное, о хорошем. -------------------------------------------- © Радиоактивный
Masterboy071: Nick пишет: Последний бастион Эта - лучшая. Просто обожаю такие ностальгические с душой истории.
Nick: Masterboy071 пишет: Эта - лучшая. Просто обожаю такие ностальгические с душой истории. Согласен. Я тоже. Но чаще всякая пошлятина попадается, пусть и забавная ... Некоторые, даже приходится отсеивать по причине того, что - порнуха беспросветная ...
Nick: Принцеssа Я искал вас, Света! Искал! Все эти сорок лет! Я поселился в вашем городе и бродил по улицам в надежде встретить вас! Я просмотрел всех Светлан этого города в одноклассниках. Вас нигде не было. – пылко сказал Принц. - Есть я в одноклассниках. – пробормотала постаревшая Принцесса и показала профайл. - Маняффка Носопыркина из Уганды? – потрясенно спросил принц. - Правда прикольно? – хихикнула Принцесса. - Уржаться, мля. – согласился Принц. - Вы знаете, мне сейчас недосуг. – сказала Принцесса. – Вы лучше навестите меня в социальных сетях. У меня там фотографии есть. - В купальнике и ботфортах? На леопардовом покрывале? Фотка на мобильный? – пошутил Принц - Да. – удивилась Принцесса. – Вы заходили ко мне? - Да будь ты проклята! – выдохнул Принц и выходя добавил: - Овца. - Ваш социальный статус? – спросил работодатель. - Я – женщина, а значит меня можно любить, можно ненавидеть и только без меня – невозможно! - выпалила Принцесса. - Понятно. – кивнул работодатель и заорал: - ВОООН! ВОООН ОТСЮДА!!! Вы самозванец! – закричала Принцесса. – Оборванец и не мужик! - Почему вы так решили, ваша светлость? – оторопел Принц. - У вас нет фотографий с валютой и с пистолетом! Фи! – презрительно выдохнула Принцесса. - Мряф! – написала в аське Принцесса. - Отвали! – ответил Принц. - Хнык-хнык. – подумала Принцесса. - Простите, а где у вас тут туалет с зеркалом? – спросила Принцесса. - Прямо по коридору и налево. – покраснел от смущения Принц. - Вы не подумайте чего. – заверила Принцесса. – Мне сфотографироваться только. 14.03.20 Принцесса: запрос на авторизацию. 14.03.22 Принцесса: Приффки! (веселый смайлик) 14.03.24 Принцесса: Нет желания пообщатся? (смайлик машет рукой) 14.03.28 Принцесса: Чо молчим? (смайлик в очках надувает пузыри из жвачки) 14.03.36 Принцесса: Мнда. Понятно с тобой все. (плачущий смайлик) 14.03.42 Принцесса: Чо в аське тогда сидеть, если общатся не хочеш? (красный смайлик с пулеметом) 14.03.46 Принцесса: Да пошел ты. Казел. (смайлик убивает себя об стену, блюющий смайлик) 14.03.51 Принц: Охренеть. -------------------------------- © Фрумич
Nick: Пасхальное приключение Эти выходные я решил провести в Эстонии в гостях у брата. Дома жена будет печь куличи, красить яйца и весь день смотреть по телевизору церковную херотень. Надоело. У брата же всё конкретно и ничего лишнего – только водка, закуски и баня. Не, я уважаю православие и ничего не имею против христианства, но ведь и я имею право и на свободу совести. Очереди на границе почти не было. Два часа это разве очередь? И вот я уже на даче у брата. Светит солнышко, поют птички, скворец усадил свою скворчиху в скворечнике на яйца, а сам, наслаждаясь свободой, что-то чирикает на электрических проводах. Мы разминаемся пивком. Пиво в Эстонии хорошее. Баня на всех парах готовится принять наши грешные тела. После бани пиво идёт ещё лучше. Но пиво без водки – деньги на ветер, и я вытаскиваю захваченную в дюти фри литруху вискаря. С каждым стаканом мир становится всё добрее и добрее. На соседнем участке неспеша копошится какой-то хрен в белой бейсболке и исподтишка кидает на нас завистливые взгляды. - Илья, а что это за перец за забором суетится? - Дык это сосед. Он эстонец. - Как эстонец? Они же все на хуторах живут? - Этот тоже на хуторе живёт, а эта дача осталась от родителей его русской жены. Он хочет эту дачу продать, но никто не покупает – кризис. Брат обращается к соседу: - Здорово, Томас! Как дела? Томас говорит почти без акцента. - Нормально. Вот хочу посадить в теплице помидоры, перекапываю землю с навозом. - Ну, давай, успехов тебе. Русские люди очень щедры, особенно когда в их организмах бурлит кровь вперемешку с алкоголем. Я вступаю в беседу. - Эй, Томас, выпить хочешь. - Не, спасибо, сегодня нельзя – пост. А по глазам вижу, что хочет. - Да ладно тебе, заходи. Господь всемилостив, простит тебе сто грамм вискаря. Томас изобразил адскую борьбу добра со злом, зло в нём победило и он, обречённо махнув рукой, направился к нам. Выпили за знакомство. Потом за урожай, потом за дружбу народов. В бутылке осталась треть. Этого мало даже для двоих. Меня начинает душить жаба. Однако Томас уходить не собирается. Я начинаю делать намёки. - Томас, ты гнева божьего не боишься? Илья хохочет. - Для него гнев божий, это когда его Наташка на него бочку катит. Кстати, как там Наташка? - Яйца красит и печёт куличи. По его роже видно, что он уже понимает, что вискарь кончается. Но уходить ему не хочется. - Илья, тебе навоз не нужен? У меня на хуторе конюшня, а конский навоз самый лучший. - Нахера он мне, я же ничего не сажаю. Томас оборачивается ко мне. - Радик, может тебе навоз нужен? Я делаю круглые глаза. Потом вспоминаю, что жена мне плешь проела про навоз на дачу. - Вообще-то нужен, но….. Томас радостно засуетился. - У меня отличный навоз, я его продаю по пять евро за мешок. Я малость прихуел. - Ты мне его продать хочешь? Томаса на минуту заклинило, на лице его отразилась яростная борьба знаменитой эстонской бережливости с желанием залудить ещё пару стаканов. Бережливость потерпела фиаско. - Не, что ты. Это подарок тебе. На Пасху. - Хороший подарок на Пасху – куча говна. А как я повезу? - Он показывает на мою машину. - Это твой универсал? - Мой. - Ну дык в него и загрузим. Я выпучил глаза. - Ты хочешь мне загрузить говна в машину? - А что такого. Навоз у меня в мешках, мешки в плёнке – ничего не пачкается. Я как раз три мешка привёз с хутора. В общем привёз Томас на тачке три мешка навоза и мы загрузили их ко мне в багажник. Когда окончился вискарь, братан поставил ещё поллитру виру валге, и вечер удался на славу. В воскресение отпивались берёзовым соком и потихоньку млели во вновь протопленной бане. Но пора и домой ехать. После недолгих прощаний я открыл дверь машины, и сразу же в нос ударил пряный запах навоза. - Чё за хуйня? И тут я всё вспомнил. - Ё-маё, у меня же полная машина говна, как я через границу поеду? Брат меня подбодрил - Не ссы, проедешь. Это же не наркотики. И я поехал. Эстонцы в багажник даже не заглянули, отштамповали паспорт и пожелали счастливого пути. Наши пограничники тоже ничего против не имели, только посмеялись. А вот на таможне начались проблемы. - Откройте багажник. Я открыл. - Что это? - Навоз. Они хотели не поверить, но запах стоял очень убедительный. - Вы что, за границу за говном ездите? Я замялся. - Ну, типа, да. - Так, а что у Вас спрятано внутри мешков? Оружие? Наркотики? - Ничего. Сказал я и засомневался, а вдруг этот Томас мне туда чего-то загрузил. Заметив моё сомнение, таможенник сказал: - Будем досматривать. - Досматривайте. Служебная собака нюхать мешки отказалась, и озадаченные таможенники задумались. - Можт просветим на ленте, да и всё? Но тётка с ленты сказала, что говно она не будет пропускать – потом запах не отмоешь. Смотрите вручную. Металлоискатель ничего не показал. Вытряхивать это всё им явно не хотелось. И вдруг одного из них осенило. - Гражданин, в соответствии с приложением 5 к таможенному кодексу, Вы имеете право провозить беспошлинно груз весом не более 50кГ. У Вас тут не меньше сотни. За каждый килограмм лишнего веса Вы должны уплатить сбор 2 евро с килограмма. Я возмутился. - Два евро за килограмм говна? Вы чо, смеетесь? - Вам показать документ? - Не надо мне документов. Я всё лишнее выкладываю, беру свои законные 50кГ и еду. - Ну, уж нет. Нам тут куча говна не нужна. Слышь, Михалыч, гражданин нам тут взятку предлагает. Говном. Михалыч возмущён. - Всё, давайте его заворачивайте, пусть везёт своё говно обратно в Эстонию. Первый таможенник мне заявляет. - Гражданин, у Вас есть два возможных способа разрешения ситуации. Или Вы возвращаетесь обратно, или платите пошлину в установленном размере. Блин, вот засада. И тут я вспоминаю. - Мужики, в конце года вы нашли у меня два лишних литра вискаря. Ну, дык девушка практикант зачитала мне мои права. Там был ещё третий вариант. Я могу оставить излишки в камере хранения, а в следующий приезд забрать. - Мужик, ты совсем ахренел? - Что значит ахренел? Это моё законное право. Груз может храниться в камере хранения до десяти дней. Затем он изымается в пользу государства. - В пользу государства? Таможенника начал разбирать смех. Но он крепился изо всех сил. - Вот мы сейчас арестуем ваш груз….. И тут он начал ржать в голос. - И поставим Вас в отстойник… Второй уже не сдерживал хохот. - Михалыч, можт пусть он уже едет, клоун этот? Давай закроем глаза в честь Пасхи…. Я ехал домой и думал о вечном. Господь в самом деле всемилостив и умеет прощать даже таких грешников как я. ------------------------------------- © Радиоактивный
Nick: Гусары, ёптыть! Вот любят некоторые некоторые, косящие от армии, разглагольствовать в том смысле, что жаль им впустую потраченных двух лет. Квалификацию, мол, потеряю (а то он сразу после института невдолбенно квалифицированный специалист, ага. И будет, он, конечно, сразу трудиться по своей профессии, а не менеджером по продажам гербалайфа, ну-ну). Кто почестнее, тот считает, что у офицера-двухгодичника здорово скучная жизнь – казарма, да общага, да полигон – вот и все удовольствия. В двадцать с небольшим на такую жизнь два года тратить – удовольствие сомнительное. Ну так они это считают просто от незнания реальной обстановки. Лейтенанты-двуъягодичники не только служить умеют, но и оттопыриваются порой – куда там столичным мажорам! … Хмурое утро понедельника. Во всех отношениях хмурое – небо затянуто низкими тучами, моросит противный дождичек, и у большинства стоящих в строю офицеров трещат головы после вчерашнего. Впереди – целая неделя… Да еще проверка скоро… Тоска, одним словом. Проводящий развод батальона комбат засекает наметанным глазом симметричные фингалы под не слишком ясными очами двух лейтенантов-взводных. Официантка Лариска из местного кабака «Звездочка» ничего о драках в выходные не рассказывала – значит, промеж собой чего-то не поделили, разобрались без гражданских свидетелей – ну что, бывает. Тем более, на развод прибыли вовремя, к несению службы готовы. Но слегка вздрючить профилактически не повредит – нехрен перед бойцами фонарями отсвечивать – чай, не на фронте, а фингал – не боевая рана, гордиться нечем. – Командирам рот – развести подразделения по местам занятий! Лейтенанты Бянкин, Кравцов – ко мне! Взводные Бянкин и Кравцов вытянулись перед комбатом, стараясь держаться независимо: а чо такого, ну, выпили намедни, ну, фингалы – так в строю-то стоим! И даже план-конспекты к занятиям готовы. – Кра-са-вцы… - завистливо протянул комбат, - Могу я поинтересоваться причинами сей баталии и её последствиями? Лейтенанты изобразили позами смирение и виноватость, невнятно сопя. – Н-ну? – сощурился комбат, - Чего не поделили-то? – Да это, тащщковник… Нормально все, короче. Сами разобрались, без последствий… – Ага, ясно. «Это наши сугубо внутренние еврейские разборки, гоям не понять» – так, что ли? Лейтенанты вежливо гыгыкнули – когда начальство шутит, положено реагировать. – Ясно с вами все. На первый раз получите по выговорешнику за неопрятный внешний вид, можете не благодарить. В следующий раз будем делать выводы. Что за выводы – ни лейтенанты не представляли, ни сам комбат. Это просто такая ритуальная фраза, если кто не знает. – Есть выговор! – браво рявкнули взводные и комбат собирался уже отпустить грешников с миром, но тут нелегкая принесла их нежданного и незванного адвоката. – Тащщковник, разрешите обратиться! – возникло сбоку это недоразумение ходячее, лейтенант-двухгодичник, военлекарь Красиков, в миру – Пилюлькин. От Пилюлькина исходил выхлоп, не слабее, чем от взводных, а его узкое личико было наполовину скрыто здоровенными темными очками. Над очками нависал широкий козырек фуражки – на два размера большей, чем надо. Зорро – эскулап. Усраться и не жить. – Чего тебе, радость моя? – нет, ну ничем из гражданских эту борзоту не выбить: взял так запросто и очочки темные напялил, как будто так и надо. Еще бы с зонтиком в дождь приперся. – Видите ли, товарищ подполковник, я считаю своим долгом внести некоторую ясность в ситуацию, - проникновенно изрек Пилюлькин и снял, наконец, свою светомаскировку, – Дело в том, что вина в случившемся лежит полностью на мне и я прошу вас отменить свое взыскание, наложенное на лейтенантов Бянкина и Кравцова. Комбат еле удержался от жизнерадостного ржанья: под обеими очами Пилюлькина радужно сияли фингалы – не хуже, чем у взводных. Понятно, чего он очочки-то напялил… – Бянкин, Кравцов, свободны! Вперед, в подразделения! – И обратился к доку заинтересованно: – Ну-ка, ну-ка! С этого места, пожалуйста, поподробнее! – Если поподробнее… Или, может быть, все же кратко изложить? – Э, нет – валяй со всеми деталями! – комбат воодушевился. Вот и развлечение в хмурое утро понедельника – что может быть отраднее? – Ну, если с деталями… - вздохнул Пилюлькин, – Тогда так. Нам три месяца не платили зарплату… – Знаю, – недовольно откликнулся комбат, – Не вам одним. – Ну, вот… А в пятницу, наконец, выдали – за все три месяца сразу. И еще прыжковые выплатили… – Понятно. – Ну, мы обрадовались. Мы – это я, Бянкин и Кравцов, мы в общаге в одной комнате живем. И решили это дело отметить. – Ясно. В кабак пошли? – Разумеется. Но мы не сразу пошли – Бянкин в караул заступал, Кравцов помдежем, в общем, мы только в субботу вечером освободились, а уже поздно было и мы решили туда в воскресенье пойти. Ну, а в воскресенье, пока выспались, пока постирались, пока ребята план-конспекты написали, в общем, пошли туда ближе к вечеру. – Короче, пришли, так? – Ну да. Сначала все было очень хорошо! – заулыбался Пилюлькин. – Ещщё бы! ¬– Ага! – по-детски шмыгнул носом док, - Мы там с девушками познакомились, потанцевали… А ресторан как-то быстро вдруг собрался закрываться. – Угу. И народ потребовал продолжения банкета? – Ну, разумеется! Мы взяли с собой того-сего, сели с девушками в такси и поехали к нам в общагу. Сначала все было очень хорошо! А потом из-за стенки стали стучать и потребовали, чтоб мы музыку вырубили – мол, поздно уже. И тогда я предложил сыграть в карты… – В карты? – Ну, да. Понимаете, я помнил по книгам, что офицеры обязательно должны играть в карты! Помните, у Пушкина: «…Однажды играли в карты у конногвардейца Нарумова»? Штосс там, баккара, ломбер… ¬– «Железка» еще, - кивнул комбат, стараясь поддерживать реноме (не игравший отроду ни во что, сложнее буры. Какая, к херам, баккара?!), – И что же, вы во все эти игры играть умеете? – Ну что вы, товарищ подполковник! – смутился Пилюлькин, - Откуда мне… Ребята, как выяснилось, тоже не особенно ими владели. И тогда мы решили поиграть в дурака. – Н-ну, батенька, это явный примитив… – Увы… Но мы решили играть не просто так! – А как? ¬– На раздевание! – счастливо полыхнул ушами Пилюлькин. – Да неужели? И ты раздевался? – Дело в том, что мы играли следующим образом: играли, собственно, только мы, а девушки сидели у нас на коленях. И вот, если кто-то проигрывал, он должен был снять со своей девушки какой-то элемент одежды… – Мдя. И что – барышни не возражали? – Ой, вы знаете – совершенно не возражали! Наоборот, им эта идея весьма пришлась по вкусу! – Так-так… И что вы – баб не поделили? – Ну что вы, как можно… У каждого была своя девушка – так чего делить? Просто я заметил, что Бянкин вначале играл честно, а потом начал жухать! – Это как? – Да очень просто! Он специально начал проигрывать, чтобы свою девушку поскорее раздеть! Ну, я возмутился, сказал ему, что надо честно играть… – А он? ¬– А он сказал, чтоб я не пиздел… – А ты? – А я потребовал извиниться! Мы же офицеры! И должны следить за своим лексиконом – хотя бы при дамах! – Угу, офицеры. Гусары, ёптыть! – нет, ну этот Пилюлькин, похоже, так и будет всю жизнь играть в кого-нибудь. – Дальше-то что было? – Ну, что дальше, - вздохнул папа док, – Как обычно: слово-за слово… – Хуем по столу, - не удержался комбат. – Да… Бянкин мне в глаз заехал, моя Люся схватила бутылку – и ему в ответ. Его девушка в нее бутылку кинула, а Люся увернулась, и бутылка в меня попала. Кравцов полез нас разнимать, ну и ему случайно досталось… Вот, собственно, и все. – Понятно… Ну вы хоть помирились потом? – Это да, не волнуйтесь! Девушки на нас накричали, и мы помирились. Все нормально, в общем. Так что, товарищ подполковник, прошу вас свое взыскание с Бянкина и Кравцова снять – это я виноват, меня и наказывайте. – Нужен ты мне больно. Есть у тебя свой начальник – начмед, он пусть с тобой и разбирается. – А он уже разобрался – назначил меня дежурить по выходным на весь месяц. – Так тебе и надо, - не смог скрыть злорадства комбат, – Будет время подумать над своим моральным обликом. Советского офицера, гвардейца-десантника, между прочим, - съязвил он. – Товарищ подполковник, – лучезарно улыбнулся Пилюлькин, – Зависть – плохое чувство! Разрешите идти? Честь имею! – и, корявенько козырнув, повернулся кругом и почапал к санчасти, нахально светя своими фонарями. Ну не сука? --------------------------------------- © Негръ
Nick: Что я не хочу Все вокруг от меня чего-то хотят, кто больше, кто меньше, есть совсем ахуевшие, вроде жены, которым всё сразу подавай, а я последнее время как-то хочу наоборот. Не хочу, то есть. Не хочу, чтобы жизнь неслась, как экспресс с редкими остановками: понедельник, пятница, Новый Год. Заебала эта круговерть, никаких тебе светлых пятен. Даже мутные пятна всё реже: забыл, когда последний раз безоглядно дрочил в свое удовольствие. Бывает, утром вспомнишь какую-нибудь гадость и на весь день настроение испорчено. Даже вспоминать не хочу, как в это пасхальное воскресенье пьяным залез на трубу котельной молокозавода. А на меня кражу двухсот килограммов творога менты повесили, когда с верхотуры той сняли. Может, и спиздил я творог этот, а потом на трубе съел. Но не помню нихуя, хоть обыщите. И на работу идти не хочется. Начальница новая – дура по формуле «пи эр квадрат» и такая, сука, нудная, что от неё забеременеть можно. Ещё на обед Павел Петрович Шаравик на хвост обязательно упадёт. Ему если в Макдональдсе удаётся поссать, ничего не покупая, он выходит оттуда с лицом, на котором написано «Остановись мгновенье! Тут бесплатно!». А у меня всю дорогу норовит что-нибудь из тарелки рукой незаметно цапнуть и – в карман. Делаю замечание, говорит, что для хомячков. Интересный человек. На Х5 ездит. Не хочу больше здороваться с соседом по лестничной клетке Колей, у которого ребенок родился очень смуглым. Прямо таки каким-то подкопченным. Жена Коле сказала, что во время беременности съела два килограмма лечебной грязи. А ведь этот еблан сохатый верит и марамойку свою в губы целует, которыми она, возможно, у негра отсасывала. Не хочу в общественном транспорте по утрам ездить. Всё оплачиваю и еду, как терпила, вишу на подножке, задавленный льготниками со всякими клумаками и авоськами и слушаю какого-то удобно сидящего дедушку. Он вещает, что молодежь нынче нивпизду, а с серьгой в ухе, и в правительстве головотяпы долбятся в дёсна с головорезами, и мэр – проститутка отнюдь не политическая. Поднадоели эти правдорубцы за мой счет. А на машине последнее время не получается. Помялся тут об неё один подслеповатый любитель педальной тяги из велоклуба «Тормоза и колёса». Траекторию поворота он не рассчитал, видите ли, дурак с математическим уклоном. Следствие, конечно, мне сочувствует, всё-таки мятый капот, но на штраф-площадку за покалеченных никто не отменял. После обеда на работе сидеть не хочется. Тут даже говорить нечего. Смотрю за окно, и кажется, что всё население вприпрыжку мчится бухать и расслабляться, а меня в это время, как распоследнего носопыжика, компьютер в пасьянс-косынку объёбывает. Но пить не хочу. Особенно, в женской компании. Прошлый раз спьяну утонул в океане её голубых глаз, на утро пригляделся – не океан, а грязная лужа в изрытом прыщами котловане лица. Даже в лягушатнике пизды хлюпаться перехотелось. Не хочу к теще в гости ехать. Никто мне там не рад. Даже кот Амперчик. Трется падла шерстяная о разную эбонитовую хуйню, а потом током исподтишка бьётся. Надо бы парой кружечек пива компенсировать завтрашний электрофорез. Не хотел смеяться, но не удержался: шел из офиса в бар, и при мне прогулочная лошадь случайно насрала в шляпу безногого попрошайки на тротуаре. Наездник ржал за компанию с лошадью. Так вот, что значит: «Бог подаст». Нет, водки не хочу. По-любому выпью абсолютно больше, чем чуть-чуть. А что в сухом остатке? Опять несвежий перегар, разбитое вдребезги лицо и пятьдесят копеек на трамвай до дурки. В одну сторону. После четвертой кружечки, решил познакомиться с первой попавшейся. Отвечает междометиями, сигаретный дым из ноздрей пузырями, всем видом покрикивает: «Я такая загадочная». Пантомима неприступности. Да не хочу я ничего разгадывать. Какая ещё женщина-загадка? Тупо кроссворд – пизда по вертикали, сиськи по горизонтали, чего тут гадать? Тааакс, а настроение-то улучшилось. На чём мы остановились, девушка? Нет, не женат, образование было, языки со словарем, в основном из невостребованных эпохой. Вот, например, латынь: «Вени, види, вичи». Что означает: «Бери, еби, кури». Ну, и еще кое-что из эсперанто, но там только неприличное. А разговор не клеится, как жопоебля в невесомости: упереться не во что. Надо принимать меры. Меньше эрудиции, больше широких жестов. Мартини с водкой для дамы, и любимый коктейль – графин с водкой – для меня. Внесите на красивом подносе! Хорошо. Но уже лучше. Разговор обретает приятность звучания, новая знакомая – притягательность формы и графинчик – состояние опустошенности. Человек-праздник ликует во мне, шумный и пустой, как барабан. Веселит и наглеет. Может, побарабаним яйцами по жопке? А? Поехали? Поехали… Пьяный, акробатический секс, поролон в лифчике и враньё дома. Сомнительное удовольствие и разочарование без сомнений. Как же так вышло? Я ведь всего этого не хотел. Эх… Может, с понедельника сразу из штопора в здравомыслие? Вряд ли… Так и живу – и делаю то, что не хочется, и работаю там, где не получается, и ебу невпопад, и говорю все больше против ветра. Иногда вспоминаю слова знакомого таксиста: «Держись по жизни ближе к бордюру, паря». Какой бордюр? Я уже давно бреду пешком по обочине с бутылкой пива в руке, и проезжающие мимо то и дело обдают меня грязью. ----------------------------------- © mobilshark
Nick: Про Леху и х...ые розыгрыши Когда Саня пошел за третьей бутылкой у Лехи возникла идея. Нет. Гениальной ее назвать можно было только с большой натяжкой. Скорее она подходила под термин – «ебанутая». Он собрал мысли до кучи и озвучил ее Витьку, застрявшему в банке с помидорами. - А давай разыграем Гапона – так в узких кругах звали Санька за провокаторский характер. Он часто окучивался пиздюлиной за свое неумение пройти молча мимо бухающих мужиков или отжимающих у лоха мобилу подростков-акселератов. - Давай. А как? – Витек наконец-то извлек руку из банки и посмотрел на добычу, состоявшую из томатной каши. Увиденное его не удовлетворило, и он размазал субстанцию, называемую в прошлой жизни помидором, по столу. - Ща сформулирую. – Витя с уважением посмотрел на товарища. Красота слова заворожила его как северное сияние жителей отдаленных аулов. – Кароч, давай он вернется с бухлом, а ты типа повесился.. - А давай лучше я тебя табуретом па башке ебну и ты типа сознание потеряешь – идея Витьку ни приглянулась – Совсем ебнулся придурок. Я еще не забыл как летом на море я «типа» тонул. Пока я тонул вы, гандоны, нарылись как могилокопатели, телок склеили и с моей одеждой в город съебнули. А в одних плавках в КПЗ сидеть грустновато. Глаз не сомкнул сутки. Очко сжималось от страха и холода. Уж больно заинтересовано на меня постояльцы посматривали. Так что можешь забыть про этот номер. - Та ладно. Хули ты менжуешься. Смотри. У меня вон как раз удачный крюк в потолке торчит…после того как я неудачно на люстре блядскую муху прихлопнул. Пизды от мамки до сих пор выгребаю. Не за муху конечно. Продернем тебе ремень подмышками. Подвесим. Рожу поебанутей сделаешь. Слюни пустишь. Можешь даже обосцаца для правдоподобности. Саня вернется. Глянет. И хуякнецца от такого зрелища. Поржем. - Поржи над своей фотографией. - Хорошо. Поржу, но только после того как ты изобразишь Бестужева-Рюмина. Красивая фамилия сыграла роковую роль в дальнейших событиях… Пока в квартире расставлялись декорации и развешивался инвентарь, посланный за бухлом Саня огребал традиционную люлину за неосторожно посланного «на хуй» пенсионера. У пенсионера оказалось три сына, очень некстати распивающие чимиргес под кустами вечно обоссаной и никогда не цветущей сирени. Персонажи эти были ни хуя ни сказочные и все трое были долбоебами еще теми. Но воспитанными. Старших уважали и отца чтили. Сказал батя: - «Отпиздидите этого ушлепка» - выполнили. Старательно и где-то даже с фантазией. Саня лишился водки, зуба, сознания и некоторых иллюзий по поводу незащищенной старости. Приобрел свежесломанное ребро и красивый фигурный след от ржавой арматуры на лице. На какое-то время он выпал из числа шести миллиардов населяющих нашу планету и перешел в категорию животного мира пребывающего в сомнамбулическом сне. Он так и не увидел приготовленного для него зрелища. Зато его увидели другие… Витя спал. Он был похож на гигантскую летучую мышь, заблудившуюся в большом бетонном городе. Час назад Леха старательно подвесил его к потолку. Присыпал крахмалом лицо для бледности кожи. Плеснул ему в рожу синьки и нарисовал черным маркером большие круги под глазами. Получилось очень красиво и сюрреалистично. Гойа забился бы в эпилептическом припадке от такого зрелища. Для полноты картины не хватало таблички на груди «Она спалила биржу». Через пол часа тупое висение, выпитая водка и укачивание легким сквозняком с открытого балкона убаюкали Витька и он заснул крепким и тихим сном младенца. Леха съебался еще раньше. Ему позвонила знакомая с соседнего дома с просьбой помочь затащить на третий этаж купленный диван. Он помог. Потом помог его поставить, где надо. Потом помог открыть бутылку вина, чтобы обмыть покупку. Потом стал знакомиться с подругой еще ближе на этом диване. Когда вы ебетесь на вновь купленном диване, то вы забываете, что ваш приятель висит под потолком, изображая декабриста. Этот закон придумали давно, и он работает на все сто. Леха не был исключением, подтверждающим правило. Он был правилом. И он забыл…. Людка знала, что ее парень бухает с приятелем. Витя обещал ей сходить сегодня, в какое-нибудь приличное место. Впервые за три месяца, как они познакомились. Приличных мест в их городе было много. Д ва. Цирк-шапито, приезжающий каждый год на площадь. С собачкам, прожорливыми как саранча, гутаперчивой девочкой, которой мечтало вдуть все мужское население и папой девочки – артистом силового жанра, мечтающим отпиздить все это население. Каждый вечер после представления папа приближался к поставленной цели, а его дочка страдала от недоеба. Папе, по совместительству, администратору цирка, не улыбалось стать дедушкой раньше времени и потерять на год артистку, дающую сборы. Поэтому ему были по хую ее страдания, и счет поломанных челюстей и выбитых зубов шел на сотни. Вторым приличным местом был стрип-бар. В нем по субботам раздевались мужики. Вообще-то мужиков тут раздевали каждый вечер. Но не на сцене, а возле бара и в туалете. Их также разували и слегка рихтовали. Подгоняли под стандарты шоу-бизнеса. Сегодня как раз была суббота. Но Витя не спешил на свидание. Людка с каждой минутой расстраивалась все больше. Когда величина ее расстройства сравнялась с желанием обнять любимого и слегка расцарапать его ухмыляющееся ебало, она решительно встала и направилась к дому, где по ее сведениям завис возлюбленный. Знала бы она – как он завис…. Тетя Люба, мать Лехи, возвращалась с рынка. Она подошла к подъезду, заебанная как Паша Ангелина и злая, как Усана Бен Ладен на весь белый свет. Соседка, развешивающая белье во дворе, попыталась что-то пиздануть про немытую лестничную площадку, но быстро ретировалась, услышав многословный текст о своем внешнем виде, принадлежности к миру фауны, историю своего происхождения и описание психологического портрета всех своих родственников, включая прабабку, державшую небольшой бордель в дореволюционном Мелитополе. Выговорившись, тетя Люба повеселела. Она поднялась на площадку. Открыла дверь, в предвкушении, как сейчас протянет ноги на диване перед телевизором и отдохнет с бутылочкой пива, лежащей сверху продуктов. Зашла в квартиру…Витя во сне улыбнулся. Черные зубы на фоне синих губ смотрелись оригинально. Тетя Люба протянула ноги не дойдя до дивана четыре шага…Телевизор остался не включенным. Пиво - не выпитым. Лестничная площадка - не мытой. Соседка – не допизженой морально.… …Людка хотела постучать в дверь Лехи, уверенная, что ее гребанный кавалер, сейчас же бросится к ней с извинениями и признаниями в вечной любви и верности. Дверь была открыта. «Чета тихо у них» - подумала девушка – «Нажрались наверное и дрыхнут, падлы. А я тут страдаю как Офелия». Она на самом деле не знала, кто такая эта самая Офелия. Знала только, что она умерла от страданий. Или страдала от того, что умерла. Ей было все равно. А через несколько секунд ей стало просто по хуй. Витек висел очень натурально. На конкурсе висельников он получил бы «Оскара». Людка составила компанию лехиной матери и разбитой бутылке пива. На полу место было много… …Леха наебавшийся, как декоративный ангорский кролик и нажравшийся огненной воды, как верблюд воды после большого перехода, возвращался домой. Про друга, изображавшего светильник под потолком его квартиры, он забыл наглухо. Леха шатался и пытался петь песни. Что-то из репертуара Юры Хоя. Блин! Ну не Шаляпина же ему петь, в натуре. Дома его ждал сюрприз. Сначала он спотыкнулся об, растянувшуюся на полу маму. Потом наступил на Людку. А потом, покачнувшись, стукнулся об висевшего Витька. Леха поднял голову вверх, увидел друга и его охуевший мозг отключился быстрее, чем включилась память… …Витьку приснилось, что он пират Кидд и его вешают на рее. Он кричал и убеждал английских судей, что это ошибка, и он, на самом деле, мирный торговец хлопком, прокладывающий новые торговые пути в Вест-Индию. Но суровые лица англичан не выражали никакого сочувствия. Тогда Витя начал сопротивляться и вырываться из рук палачей….Крюк не выдержал и вырвался из потолка. Витек ебнулся на что-то мягкое и слабо дышащее винными парами. Его взору предстала картина апокалипсиса. Воображение тут же нарисовало маньяка с тупым ножом и удавкой из шестой гитарной струны. Ноги его подкосились. ..Вообщем места хватило всем… …Только Санек, для которого устраивалось все это шоу, мирно спал, дома, подобранный своей девушкой на улице и видел сны про былинных богатырей пиздящих его за неуважение к старцам. А что??? Когда вас хорошо отмудохают и не такое приснится… ----------------------------------- © Гарпер
Nick: Вся правда об оленях Олени у нас не водятся, врать не буду, но раз в месяц с Севера в город забредает упряжка с пьяным уснувшим оленеводом. Поэтому некоторое представление об этих животных составить можно. Летом олени питаются травой и грибами, а зимой - ягелем и шапками зазевавшихся прохожих. Поэтому все местные жители носят шапки на резинках. И пьяного у нас отпускают на улицу со спокойной совестью - встретит его дикий олень, пожует шапку, выплюнет. Обслюнявит и только. Больше от него никакого вреда, одна польза. Олень дает молоко, яйца, шерсть, панты, мед, уверенность в завтрашнем дне. На Севере олень считается священным животным, поэтому, если в подворотне вас окружат местные пролетарии и будут спрашивать: «Ты чо – олень?!», соглашайтесь. Только не давайте на себе ездить, а то определят в упряжку, и через месяц вы затеряетесь в стаде и будете мечтать о солонцах. В сентябре у оленей начинается гон. Самцы понимают, зачем, оказывается, мать-природа создала олених, и начинают орать: «и-и-и-у-у-о-а!!!». Днем и ночью. Очень действенно, не то что этот ваш пикап. Слабые олени ревут лежа, в надежде, что рядом споткнется самочка. Но самочки достаются здоровым лбам под два метра ростом. Остальных ревущих уводят толстые продюсеры. Поэтому к шоу-бизнесу местные жители совершенно равнодушны. ---------------------------------- честноспёрто
Nick: Тридцать третий канал Одни люди считают зиппинг нервным заболеванием, другие – моральным уродством. Моя бывшая придерживалась второго мнения. Она дала это понять, когда запустила стеклянную вазу мне в голову, поставив тем самым точку в затянувшейся зиме. Странно, что мы называли ее семейной жизнью. После развода я испытал облегчение. Домашние вечера превратились в убаюкивающее скольжение с одного телеканала на другой – рядом не осталось никого, кто мог бы нарушить мою зиппинг-нирвану. В приливе вдохновения я даже подключил спутниковое ТВ. Полторы сотни каналов сделали забеги по кругу почти бесконечными. Не знаю, почему я остановился. Обычная комната: шкаф, кровать, портрет Есенина на стене. Черт его поймет, что меня там зацепило. Наверное, статичность картинки. Я ждал минуту, две, три, но на экране ничего не менялось. Только на постели под одеялом кто-то пару раз шевельнулся. Моя программа дала сбой. Каждый раз, нажимая кнопку на пульте, я проглядывал первые кадры, определял, какой шлак вынесло на берег – ток-шоу, сериал или выпуск новостей, и шел дальше. А тут завис. На фильм не похоже – таких пауз даже на студии Довженко не делали, на реалтити-шоу тоже не тянет. Тогда что? Утром, допивая свой чай, я снова взялся за пульт. Против обычного не стал перебирать все каналы, начиная с первого – сразу нажал две тройки. Странную комнату транслировали по тридцать третьему каналу. На экране прямо в камеру смотрела темноволосая девица и красила губы, вытянув рот в смешную дудочку. Первая мысль была: все-таки реалити-шоу. Но тут девица вздрогнула, выронила помаду и, как будто, уставилась прямо на меня. - Мама! – шепотом сказала она. Я приготовился услышать бравую музыку и ласковый вопрос за кадром: «Пугает собственное отражение? Воспользуйся нашим…» - Реклама, - разочарованно вздохнул я. - Чего? – спросила девушка чуть громче. – Вы…вы… кто? - Хорошая попытка. Имитация диалога со зрителем, - почему-то с переходом к делу создатели ролика не спешили. - Какая имитация? – незнакомка оторопело потерла висок. Этот жест показался мне знакомым. Внутри что-то дернулось и затихло. Но разбираться со смутными воспоминаниями было сейчас не время. - Вы меня слышите? – осторожно, чтобы не выглядеть в собственных глазах идиотом, спросил я. - Ну да. Еще и вижу вдобавок. - Это трюк какой-то? – я постарался, чтобы вопрос прозвучал грозно. – Как это сделано? - Вы МЕНЯ спрашиваете? – похоже, девица рассердилась. – Понятия не имею, как вы попали в мое зеркало! - Зеркало? Я вижу вас по телевизору! - Чудеса! Правда? – она внезапно улыбнулась, шагнула назад и села на кровать. Улыбка сделал ее похожей на хорошенькую лягушку, и самую малость – на Алису Селезневу. Наверное, это сходство и заставило меня поверить, что она понимает в происходящем не больше моего. Гостья из будущего не может врать. – Яна. А вас как зовут? - Василий. Э-э-э… Василий Андреевич, - незнакомка в телевизоре была раза в два моложе меня. - И что нам с вами делать, Василий Андреевич? Мне бы докраситься и на занятия, а вы тут все зеркало закрыли. - Я могу попробовать выключить телевизор. - Попробуйте. Хотя нет, подождите! Вдруг это все случайно вышло. Ну, знаете, как с телефоном бывает. Раз, и вклинился в чужой разговор. Сейчас выключитесь, и больше так не получится. - Один раз уже получилось. Я видел Вашу комнату ночью. Девушка изменилась в лице. - Ночью? Вы смотрели, как я сплю? Мне вдруг стало неловко. Точно она сказала не «сплю», а «моюсь в душе». Странно, прозвучи ее слова чуть иначе, я бы попробовал сострить: «К сожалению, у меня не было возможности Вас поцеловать», но тут растерялся. - Извините. - Ладно, - она немного помолчала. – Я, наверное, побегу. До семинара десять минут. - Бегите. Только… - У меня возникло сосущее чувство. Неправильно было ее отпускать. Все равно, что отказаться от путешествия в другой мир из-за сдачи годового отчета. Тут живая девушка в телевизоре, а у меня елки. Смешно же! – Вечером приходите. Скажем, часов в девять? Я как раз с работы возвращаюсь… Она лукаво наморщила нос. - Конечно, приду. Я же тут живу. *** Я открыл входную дверь без пяти восемь. Мне пришлось оставить машину на офисной стоянке, чтобы, минуя пробки, попасть домой на час раньше. - Василий Андреевич, это вы? – спросила Яна из комнаты. Уходя, я не рискнул отключить телевизор. Она сидела с книгой на кровати. - Что читаем? - «Двух капитанов». - Заполняете пробелы детства? - Нет, просто перечитываю. Иногда хочется чего-то абсолютно предсказуемого. Знаете, чтобы лишний раз не переживать за героев. Конечно, я знал. Сам выбирал фильмы и книги по этому принципу. Предпочитал уютное, неторопливое и без эмоциональных потрясений. К примеру, затертого до дыр Конан Доила. Или Саймака. В конце концов, почему бы и нет? Нервотрепки мне и на работе хватает. А если хочется инъекции адреналина, можно новости посмотреть. - Вы боитесь сильных чувств? - Да, - Она сказала это так, что я понял: боится. Как аллергик апельсинов и клубники. - Почему? - Слушайте, а может, попробовать специалистов вызвать? Пусть они посмотрят, что с Вашим телевизором? - Меняете тему, Яна? – Эта девушка мне нравилась. Ее лягушачья улыбка, мелкие зубки, затененные глаза, бледные веснушки на курносом носу. И бегство от сильных ощущений тоже нравилось. Оно роднило нас с ней, - Дело ваше. Так к каким специалистам мне обратиться? В телесервис? Или сразу к уфологам? А может, к психиатрам? Вдруг, вы всего лишь моя галлюцинация? Она сидела на кровати. Я тоже, только по другую сторону экрана. Ей было двадцать или что-то около того. Мне тридцать восемь. Яна читала «Двух капитанов». И только за это в нее можно было влюбиться. - Значит, будем хранить тайну? - хитро прищурилась она и отложила книгу. – Тогда, может, поболтаем? Расскажите о себе. Вы женаты? А дети есть? И я начал рассказывать. О бывшей, с которой мы, к счастью, не обзавелись потомством – в условиях вечной зимы сложно вырастить счастливых детей. О работе в консалтинговой конторе – в меру скучной и не слишком доходной. О необременительных увлечениях сотрудницами офиса и периодическом бегстве от них под Мурманск, на озера. Потом мы искали какой-нибудь странный передатчик, подключенный к моему телевизору или ее зеркалу. Ничего не нашли, зато сделали любопытное открытие. Второй телевизор, который стоял в соседней комнате арендуемой мною квартиры, тоже и на тридцать третьем канале показывал жилплощадь Яны. Только в другом ракурсе – из прихожей. Там, напротив входной двери висело большое зеркало, и в нем, по словам девушки-лягушки, появлялась моя удивленная физиономия. - Это выходит, мне от вас никуда не спрятаться? – она изобразила ужас на курносой мордочке. – А третьего телевизора у вас нет? А то у меня еще в ванной зеркало! - Советуете купить? Это не сложно. Я предложил ей перейти на «ты». Она сказала, что для этого нужно выпить на брудершафт. Пришлось согласиться. Я пил коньяк из чайной кружки, Яна – компот из хрустального фужера. Ничего крепче у нее не нашлось. Мы встали напротив изображений друг друга и постарались, чтобы наши локти соприкасались. Было смешно. И Яна хохотала, пока у нее не потек компот из носа. Потом я читал ей стихи Гумилева. «Сегодня особенно грустен твой взгляд. И руки особенно тонки колени обняв…» И Галича. «Прилетает по ночам ворон. Он бессонницы мой кормчий…». А потом как-то естественно перешли к прозе – «Витражам патриархов» Олди. К моему удивлению, Яна ничего не слышала об этом дуэте фантастов. Мы уснули только под утро. Я собрался с духом и отключил телевизор. В квартире сразу стало пусто. Как в патроне, из которого выкрутили лампочку. Уже проваливаясь в сон, я вдруг сообразил, что Яна так ничего и не сказала о себе. Ни слова. Эта мысль не давала мне покоя весь остаток ночи. Утром я первым делом потянулся за пультом. Комната оказалась пустой. На меня смотрела наспех собранная постель, брошенный впопыхах на тумбочку фен и открытая дверца шкафа. Яна исчезла. Я до последнего тянул с выходом из дома. Все надеялся, что она появится. Но когда стрелка на часах перевалила за критическую отметку, швырнул чайную чашку в раковину и хлопнул дверью. Если сейчас начихать на работу, то платить за квартиру очень быстро станет нечем. А значит, исчезнет единственный канал связи с Яной. Это мысль оглушила меня, словно вопль будильника в субботу утром. Надо же, как быстро отошла в мир иной старая система приоритетов. Мне ничего не стоит остаться без денег на жилье, бензин и еду, а я беспокоюсь только об изображении странной девушки на экране своего телевизора. Вот уж седина в бороду… Яна вернулась домой только в девять вечера. - Репетировали весну, - устало сообщила она и плюхнулась на кровать. – Представляешь, я играю Геллу. Ну, ведьму. У нас конферанс будет по «Мастеру и Маргарите». И снова, как вчера, меня кольнуло едва уловимое воспоминание. Гелла… Конферанс по «Мастеру и Маргарите»… Помаячило и пропало. Зато осталась обида. - Ты могла бы предупредить. Я испугался, не найдя тебя утром. - Правда-правда испугался? Не шутишь? – на ее треугольном личике вспыхнул такой искренний восторг, что я засмеялся. - Ну конечно! Решил, ты мне приснилась. Поэтому жду от тебя пароли и явки. Как твоя фамилия? Где ты живешь? Все оказалось не так плохо. Яна жила не в Москве, но и не в Петропавловске Камчатском. Это был город-милионник в семи часах езды от МКАД. То есть ничего не стоило сесть за руль в пятницу вечером и в субботу утром оказаться у нее. Но самое главное - Яна жила в городе моей юности. Пять лет в техническом вузе сделали его почти родным. Окончив эконом, я женился и уехал в Москву, однако, в тех краях до сих пор обитал кое-кто из моих друзей. Все складывалось удачно. Лишь бы дотянуть до конца недели. Сегодня была только среда. - Моя очередь тебе читать, - Яна уже сидела возле зеркала. Она сняла его с тумбы и поставила на кровать. Теперь лицо девушки находилось в каких-то тридцати сантиметров от меня. - И твой выбор пал на… - Александра Грина. «Сто верст по реке». Знаешь такой рассказ? - Не помню. Пока она читала, я думал, что самое большое чудо на планете – это внезапное совпадение вселенных двух раньше не знакомых друг с другом людей. Совпадение прочитанных книг, любимых фильмов и песен, ключевых фраз, воспоминаний и страхов. Острое наслаждение от узнавания – мы с тобой похожи, похожи, несмотря на пропасть в два десятка лет. - Эй, да ты уже читал этот рассказ! Я же чувствую! - Читал. В седьмом классе. И потом пару раз перечитывал. Но мне нравится тебя слушать. Три дня, точнее три вечера, переходящих в ночь… Вполне достаточно, чтобы понять, насколько все серьезно. Вернее, «насколько все необратимо». Наше знакомство с Яной было совершенно неизбежным, поэтому Провидение пошло навстречу и организовало маленькое чудо – связь между моим телевизором и ее зеркалом. - Ты будешь у меня завтра? – Яна испугалась. - Трусишь? - Конечно! А вдруг вживую я тебе не понравлюсь? Ну, есть же там всякие флюиды, запахи, физическая совместимость, в конце концов… - Есть. Но нам нечего бояться. Можешь поверить. *** Возле дома Яны я был около семи утра. Кажется, впервые в жизни мне за всю ночь езды на автомобиле ни на минуту не захотелось спать. Возбуждение действовало не хуже пары банок энергетика. Нет, пожалуй, лучше - оно не вызывало изжоги. Я взлетел на третий этаж, нашел аккуратную дверь с номером восемь, позвонил и замер в ожидании торопливых шагов. Но Яна не спешила открывать. Наверное, смогла уснуть только под утро. Я сделал глубокий вдох, почувствовав идущий из чьей-то квартиры запах утренних блинов, и снова нажал на кнопку звонка. - Кто там? – женский голос за дверью никак не мог принадлежать Яне. Воображение нарисовало оплывшую тетку в линялом халате. - Мне бы Яну. Калинину. Я не ошибся адресом? - Ошибся! – тетка все-таки открыла дверь, продемонстрировав заспанную физиономию. Воображение оказалось на высоте – женщина явно страдала от лишнего веса и носила бледно-желтый махровый халат. – Нету у нас никакой Яны. И никогда не было. В тот момент я испугался, но не сильно. Извинился перед разбуженной теткой, убедился, что ошибки с адресом нет, и вышел на улицу. Позвонил на домашний телефон Яны – она почему-то не дала мне сотовый, а я не стал спрашивать. Трубка вежливо ответила, что такого номера не существует, и ударила в барабанные перепонки очередью коротких гудков. Не существует… Нет и никогда не было… Тебе все приснилось: девушка, рассказ Грина, портрет Есенина на стене… Вот тут мне стало страшно. И бесполезная поездка показалась самой маленькой из возможных катастроф. Я еще раз десять набрал номер Яны – все впустую. Потом сел на скамейку возле подъезда и закурил. Попытался рассуждать если не спокойно, то хотя бы вменяемо. Яна не живет по продиктованному ею адресу. Что это может означать? Да только две вещи. Либо пора идти сдаваться в Кащенко, либо меня жестко разыграли. Первую версию трогать пока не имело смысла. Для шизофреника я был слишком самокритичен. Тогда розыгрыш? Кто-то из приятелей постарался? Сомнительно. Во-первых, кому я нужен, чтобы устраивать по мою душу шоу Трумана? Во-вторых, смотри «во-первых». Нет у меня ни друзей, ни врагов, которые могли бы вбухать в подобную шутку, черт знает сколько денег, сил, времени - придумать сценарий, раздобыть нужную технику, найти хорошую актрису… Под ребрами завозилась глухая боль. Яна актриса? Даже если так, я должен ее найти. Есть вещи, которые невозможно сыграть. Для этого нужно хотя бы наполовину, хоть на четверть быть той, кем пыталась казаться девушка-лягушка. Значит, я не успокоюсь, пока не встречусь с ней. Почему она дала мне именно этот адрес? Ей было нужно, чтобы я сюда приехал. А потом что-то сделал? Кого-то нашел? Из подъезда вышел мужик околопенсионного возраста с лицом цвета наваристого борща. Следом на поводке ковылял английский бульдог. Я поздоровался с собачником и спросил, не знакома ли ему Яна Калинина или кто-то в подъезде с такой фамилией? - Дык, капитан Калинин с женой здесь жил. Прямо надо мной, - радостно сообщил мужик. – Ну как капитан – военным его, конечно, не назовешь. Скорее, артистом. Он в хоре при североморском флоте пел пока в отставку не вышел. Голос у него хороший был. Как с мужиками поддаст, так давай трубить: «На палубу вышел, а палубы нет. – Внезапно затянул хозяин заскучавшего пса, - Вся палуба в трюм провалилась. На миг я увидел оранжевый свет, упал, и пол литра разбилось…» Вот такой человечише! - А увидеться с ним можно? Где он сейчас? - На кладбище поди. Уже лет пять как помер. Жена квартиру продала и к родственникам съехала. В область куда-то. - А дети у них были? - Дети? Вот чего не помню, того не помню. - Зачем вам их дети? – за моей спиной материализовалась крепенькая пенсионерка в ярко-розовой панаме и с корзиной в руке. – Калининых-то? - Так у них в Подмосковье родственница на тот свет собралась… - начал сочинять я на ходу. – Домик хочет оставить. Вот попросила наследников найти. Сама она давно с ними связь потеряла. Лет пятнадцать назад. - Ну, чиста триллер! – обрадовался мужик и подмигнул бульдогу. – Мне бы кто домик в Подмосковье оставил, шоб я от своей жабы убег. - Иди, Паш, - беззлобно замахнулась на него корзинкой пенсионерка. – Тебе на Вальку молиться надо. Вот сляжет от своих болячек, наплачешься тогда, - потом повернулась ко мне. - Вам лучше не детей искать, а жену, Анну Кондратьевну. Больше никого не осталось. - А дочь? – брякнул я наобум. – Вроде, ее Яной звали… - Ну, вы и вспомнили. Яночка еще в девяноста седьмом умерла. Всего год в институте отучилась. Сердечницей была. Врачи твердили, до школы не протянет, а девочка невестой стать успела, - Женщина говорила, глядя в сторону. Как будто извинялась, что вынуждена через столько лет огорчить кого-то плохим известием, - Вы не на машине часом? – внезапно оживилась она. – Мне тут на кладбище к сестре перед Пасхой надо. Может, подбросите? А я вам могилку Яночкину покажу. *** Всю дорогу я судорожно искал объяснение услышанному пока не оказался перед свежевыкрашенной голубой оградкой. За ней лежали две ухоженные могилы. Отца и дочери. С отполированного куска черного гранита на меня смотрела фотография курносой девушки. Моей девушки-лягушки. Под ней старой позолотой поблескивала безжалостная, как приговор врачей, надпись: «Калинина Янина Владимировна. 1978-1997» Я оглох и потерял способность двигаться. Мир свернулся до размера крохотного клочка земли, на котором стоял надгробный памятник. Все остальное исчезло, погибло в ядерном взрыве миллион лет назад. А я продолжал стоять, зажатый между двух фактов: первый - всю неделю я общался с чудесной, волшебной, невероятной девушкой, второй – эта девушка умерла в прошлом веке. Возле надгробия лежала пустая ваза из зеленого стекла в грязных разводах, оставленных весенним дождем. Эта безделица и заставила меня вспомнить. Точно она была рычагом, поднимавшим заслонку резервуара с голосами из прошлого. … Мне двадцать два, и я живу с ощущением невыносимой легкости бытия. Денег, которые присылают родители, хватает на квартиру, шмотки, еду и пускание пыли в глаза прекрасному полу. Этот самый прекрасный пол существует для меня не в виде отдельных особей, а в режиме эпизодов. Эпизод Даша на дне города, эпизод Катенька по случаю посвящения в первокурсники, эпизод «блондинка с биолого-почвенного» во время пятничной пьянки… Где-то в затылке сидит надежда решить часть карьерных задач за счет очередной Дашеньки или Машеньки. На экономе до чертиков потенциальных невест с энергичными папами. Середина девяностых – время наивного цинизма. Нет, эта девушка не перевернула мою жизнь и не заставила родиться заново. Просто ее эпизод неожиданно затянулся на целых три дня. Мы бродили по лесопарку, собирали подснежники, которые она упрямо звала пролеской, и пересказывали друг другу любимые книги, сидя на краю обрыва. Я пропустил колоквиум, чтобы сводить ее на «Титаник». Отменил свидание с перспективной Викой – дочерью владельца сети магазинов бытовой техники. А под конец третьего дня притащил Яну на вечеринку к приятелю в его мансарду. И надо же было туда явиться самоуверенной Вике. И надо же было мне согласиться на маленькое приключение с ней в ванной. И надо же было приятелю распахнуть хлипкую дверь и громко прокомментировать увиденное. У Яны был врожденный порок сердца. Она принадлежала к тем нежным цветам, которые живут до первого настоящего стресса. Я ничего об этом не знал, но незнание обстоятельств, как говориться, не уменьшает вины. Голубая калитка скрипнула, нехотя пропустив меня за ограду. Шаткая лавочка подставила потемневшую от времени и непогоды спину. Я сел, потом наклонился и поднял с земли зеленую вазу. Человек способен забыть то, что его разрушает. Мы помним ровно столько, сколько можем выдержать без большого ущерба для душевного комфорта. Все остальное прячем в дальнем углу шкафа за грудой старого тряпья и живем дальше: ходим на скучную работу, маемся в полудохлом браке и каждый вечер ныряем в зиппинг-нирвану. А потом память возвращается к нам парой случайных фраз, старой песней или… копеечной стекляшкой. - Вася? Вы ведь Вася? – донесся из прошлого голос матери Яны. Худенькая женщина в черной кружевной косынке подошла ко мне сразу после похорон, – Яночка просила Вам сказать… - Я не… - Нет, нет, ничего не говорите. Она просила передать вам спасибо. Эти три дня моя дочь жила по-настоящему, как здоровый человек. Влюбилась напоследок. Эти цветы для Яночки? Я, молча, протянул букет голубых пролесок. Женщина поставила его в зеленую вазочку, которую кто-то, словно нарочно, принес на кладбище для скромных лесных цветов. *** Дорога швыряла под колеса пунктир ослепительно-белой разметки. Сумерки раскололи мир на две половины: темно-синяя трасса и светлое небо в языках розовых облаков. Стрелка спидометра дрожала возле ста восьмидесяти. Но мне было мало. Я рвался домой, чтобы убедиться – на тридцать третьем канале показывают заунывные сериалы или документальные фильмы о дикой природе, а Яна… Яна жила в моем воображении лишь до тех пор, пока ко мне не вернулось вытесненное воспоминание. Я надеялся и одновременно боялся, что никогда больше ее не увижу. Квартира встретила меня ожиданием. Оно лежало в складках плотных штор, клубилось по углам сгустками пыли, смотрело в темноту белесым экраном телевизора. Не разуваясь, я прошел в спальню, нашарил пульт в морщинах покрывала и дважды нажал цифру три. Яна лежала, свернувшись клубочком, на своей кровати и смотрела прямо на меня. - Тихо, не надо ничего объяснять, - зашептала она, трогательно наморщив лоб. – Я знаю, ты не смог приехать. Хотел, но не смог. - Прости… - Мне не нужно было тебя отпускать. Пусть… пусть все останется, как есть. Понимание навалилось одновременно с усталостью. Яна ничего не знает о своей смерти. Она живет в странном мире детских книг, студенческих репетиций и наших ночных разговоров. Девушка-фантом, игра моего воображения, напоминание о не случившейся жизни… Я коснулся ладонью экрана телевизора. Его поверхность показалась неожиданно холодной, словно оконное стекло. Яна потянулась навстречу и прижалась щекой к моей руке. - Как странно, я чувствую тепло твоей ладони. Первый раз… - сказала она, блаженно прикрыв глаза. -------------------------------- (c) snovazima
Nick: Выходила, песню заводила — Обожди, обожди, вот сейчас я включу! Слушай! - Ну и что? Космическое что-то… - Да это вступление такое, подводка к теме… Вот – началось! Ты послушай, моща какая! - Серега! Да ну тебя! Сделай тише! - Да ни хера ты не понимаешь – такую музыку только громко надо слушать! Я сначала тоже не врубался – на хера ее так сильно включают? А потом, знаешь, допер! Это надо слушать громко. Только. Совсем другой эффект. - Слушай, а соседи тебе ничего не говорят? - Да хуй я на них ложил. Один раз соседка было позвонила. Фифа вся такая из себя, — Вы зачем так громко музыку включаете? А я прищурился, как Ильич, и с подъебкой так говорю ей, — Кто? Я? Она посмотрела на меня, сплюнула, и говорит, — И действительно… И съебалась. - Ты всегда хитрожопый был… А чего это они в припеве орут – Рам! Штайн! - А это группа так называется. А песня заглавная в альбоме. - Так это они сами про себя что-ли поют? Ну. Да какая разница? А вот уже вторая вещь пошла. Сила? - Ну, не знаю. Мне «Любэ» больше нравится. - Ну сравнил хуй с пальцем! - Это ты Николая пальцем обозвал? - Да ладно тебе, ладно… Ты ж послушай! Как в том фильме Голохвастов говорил, — Это вам не абы как! Так, третью вещь я пропущу, вижу, для тебя она будет слишком тяжелой, ставлю сразу четвертую. - Прямо марш какой-то! - Да что-то есть. - Чего-то Бориса вспомнил. Помнишь, как он дирижировал в Германии, когда последние части выводили? - Помню. Ну, думаю, там музыка другая была. - Это уж точно. - А как тебе начало пятой вещи? - Да тихий ужас. Детишек только пугать. Они что – сатанисты? - Да ни хера, стебутся просто да и все. Кстати, а взгляни на картинки их альбома! - Ох, нихуясебе! Че это они с девкой-то делают? - Сам видишь – тесачком немножко рубят. Точнее – отрубывают. Кусочки. Но деваха-то какова? - Да, девка хорошая. Смотри – и пизденка выбрита. - Что, потянул бы? Если прислонить к теплой стенке? - Да ну тебя! Сколько тебя знаю, ты всегда об одном… Ох бля… А этот че делает? - Да девку по жопе лупит. Садомазохизм называется. - А нахуя? - А говорят, есть такие, что от этого удовольствие получают! - Что-то мне ни разу такие не попадались. - Так то ты, наверное, не пробовал! Гг-ы-ы-ы. - Слушай, а хоть одна спокойная песня у них есть? - А вот как раз – шестая вещь. - Ну это как бы да. А о чем они хоть поют? - Вещь называется – «Весна в Париже». Я даже пробовал переводить. - Ну и? - Он. Молодой совсем. Она. Вокруг них – Париж. Весна. На улице и в сердцах. - Охуенный перевод. - Да ладно тебе. Но мелодия хоть понравилась? - Ну, ничего так, конечно, душевно. Но все равно… Как подумаю, что это потомки тех фрицев, которые в контратаке на Зееловских тогда ворвались к нам в окоп… Как вспомню бешеные глаза того пацана…Тоже отчаянные, конечно, были ребята… Если бы ты тогда не рубанул того ганса сзади саперной лопаткой, не сидел бы я сейчас с тобой. - Эх, Михалыч… На хера это вспоминать… Да и потомками именно тех они, сам понимаешь, никак не могут быть. По определению. От мертвых не рождаются. Чу! Вроде дверной замок лязгнул! Наверное, Катюшка, — младшая внученька моя вернулась. Прячь быстро рюмки в тумбочку, и давай коробочку – надо диск на место положить, а то внучка вычитывать будет! Что опять в ее дисках рылся! Строгая она у меня! А в наши годы, сам понимаешь…Сколько нам уже осталось? Так что остаток дней в мире надо прожить. С теми, кого после себя оставляем. Навоевались, Михалыч. Хватит. --------------------------------- © Шева
Nick: Поход в банк На входе в банк меня остановил охранник. -Молодой человек, у нас сейчас технический перерыв. -Хорошо, я подожду. -Знаете, наверное, не нужно. Мы сегодня скорее всего уже не откроемся. Я с сомнением заглянул за его плечо. -А почему у вас в холле очередь стоит, и все работники на местах? Охранник смутился. Воспользовавшись заминкой, я толкнул стеклянные двери, они были открыты. Идя по фойе, я слышал за спиной его истерический крик в рацию:"Код пятнадцать, код пятнадцать!" Когда до ближайшего банкомата оставалось два шага, он внезапно утробно зарокотал и погас. В следующую секунду адские агрегаты стали гаснуть один за другим. Я в оцепенении смотрел на погасший ряд мониторов. Сзади на плечо положили руку: -Ну говорил же вам,что мы сегодня не обслуживаем. Приходите лучше на следующей неделе - сами видите, ничего не работает. Я развернулся и молча вышел. Сел в автомобиль и задумался. В зеркало заднего вида было отчётливо видно, что обе наружные камеры нацелены на меня. Неспешно вырулив на дорогу, объехал квартал и, оставив авто за два дома от банка, пошёл пешком. Кепка с длинным козырьком и тёмные очки должны были помочь мне. Со скучающим видом я прошёл мимо банка и, уже, казалось, миновав его, сделал рывок к дверям. Вбежал внутрь и убедился в своих подозрениях - все банкоматы работали. Охранник в дальнем конце зала дёрнулся было в мою сторону, но я уже достал из кармана "пластик" и отточенным движением вогнал его в недра ближайшей машины. Вводя пин, краем глаза увидел, как операционистка с перекошенным лицом пробежала к двери с надписью "управляющий". Надо было спешить. Войдя в меню приёма наличности, я судорожно сжимал в руке тысячные купюр. Из кабинета вышел представительный толстый мужчина в дорогом костюме и быстрым шагом, почти бегом, направился ко мне. В эту секунду банкомат наконец-то поднял занавеску приёмного лотка и с отвращением замигал лампочкой над ним. Нарочито медленно я положил деньги на алтарь аппарата, и он с явной неохотой всосал их. Управляющий замер в метре от меня, в его глазах читался неприкрытый ужас. -Вы что, выплатили последний платёж по кредиту? -Ага,- беззаботно ответил я,- Вот и чек, - и помахал перед его лицом талончиком об оплате, выплюнутым банкоматом. Лицо мужчины стало мертвенно-бледным. Одна из операционисток, сгрудившихся за его спиной, с жалобным всхлипом упала в обморок. Я развернулся и пошёл к выходу. Охранник вжался в стенку и, с ненавистью глядя на меня, истово крестился. За спиной раздался громкий хлопок, и звук упавшего грузного тела. В кондиционированном воздухе резко запахло порохом. Я не оборачиваясь вышел в прозрачные двери, навстречу весне и свободе. ----------------------------------- честноспёрто
Nick: Когда у женщины болит голова ... Когда у женщины болит голова, у мужчины умирает сердце. Умирает медленно, но верно. Вернее - не бывает... Поначалу вы верите всему, что вам скажут, пытаясь наивно и самоотверженно войти в её бедственное положение. С пристрастием выспрашиваете у пожилой аптекарши Самое Верное Лекарство От Головной Боли и в который раз несёте домой очередной "цитрамон-саридон", даже не замечая брошенной вам в след ехидной улыбочки. Вы делаете жене вечерний массаж, а она, лениво отворачиваясь от вас и жалобно постанывая, тихо шепчет, как будто бы умирая: «Спасибо тебе, дорогой, уже почти прошло, а теперь мне надо поспать...» И вы отчётливо осознаёте, насколько же тяжелы её страдания – ещё бы! - ведь если б только она тогда вышла замуж за Петю: «О, Боже! Какая я всё ж была дура!» - ей не пришлось бы тупо из года в год день-деньской драить посуду и полоскать ваши грязные носки. Молча принимая на себя справедливые упрёки и стараясь в душе равняться на Петю, вы каждый вечер спешите с работы домой, чтобы успеть прибраться, перестирать бельё и поскорее приготовить любимой ужин. Но... И это, увы, не помогает. Болезнь прогрессирует. Состояние больной явно ухудшается. Всё происходит прямо на ваших глазах... Из разу в раз приступы становятся всё чаще и длительнее. Аптекарши уже не просто улыбаются – они нагло смеются вам в глаза. От мучительных спазмов в голове любимую не спасает даже годами проверенное средство – роскошный букет самых прекрасных роз. Ужин при свечах, затеянный вами в один прекрасный вечер, вызывает у неё, помимо ужасающего приступа мигрени, ещё и жесточайшие рвотные позывы. И вам становится так жаль её, бедняжку, безумно жаль... Вы стараетесь лишний раз приласкать, пожалеть это хрупкое несчастное создание, но всё равно изо дня в день ей становится лишь только хуже и хуже. Вы окончательно растеряны, не знаете, чего ж такого (радикального) можно ещё предпринять. Ежедневно теряете последние частицы самообладания и жалкие остатки своего мужского достоинства. В какой-то момент вам даже кажется, что вы обречены, но… *** Но выход всё же есть! Зинка!!! Ну, конечно же, кто, как не Зинка?! Все во дворе знают, что у той-то с головой всё в порядке – пожалуй, что она, и только она одна, сможет дать вам дельный совет. В один прекрасный вечер вы, как бы не нарочно, заходите в гости к симпатичной соседке, напросившись на чашечку чая, а через пятнадцать минут об этом вашем поступке уже заинтересованно судачит весь дом. Зинка всё подливает и подливает вам из самовара крутого кипяточку - чашку за чашкой, улыбается странной улыбкой в ответ на ваш сбивчивый рассказ. Потом ей становится жарко, она сбрасывает с себя тонкую кофточку.... Но... Когда вы в очередной раз просите её пододвинуть: «Вон то, Зиночка, вкусненькое вареньице...» - дама заметно сникает и предлагает сворачиваться, ей ведь тоже завтра рано вставать и, к тому же, у неё внезапно: «отчего-то, очень сильно заболела голова...». Однако пускай вы пока и не догадываетесь, этот спонтанный поход к красавице Зине всё же подействовал! Вы, как обычно, тихо, чтобы не потревожить чуткий покой страдалицы-супруги, приоткрываете дверь своей квартиры и тут... Мощный удар внезапно сносит вас с ног, вы недоумевающе сидите на холодном полу, а на лбу вашем медленно вырастает огромный синюшный шишак. Ещё бы, ведь: «TEFAL – ДУМАЕТ О ВАС!» Теперь голова болит уже знамо у кого, а жена... Жена чудесным образом исцелилась – Зинкин чай подействовал на неё благотворнее, нежели святая вода от Лурдской Божьей Матери. Поздравляю! На ближайший месяц вы обеспечили себе неотступное внимание своей благоверной и её истинно материнскую заботу. Вы вдруг с удивлением начинаете понимать, что даже и в супружеской постели порою могут происходить довольно необычные вещи – немного странные, приятные, давно уже вами позабытые... Бывшая больная начинает просыпаться намного раньше вас – и только лишь для того, чтобы до вашего ухода на службу успеть сготовить изумительно вкусный завтрак. Забавно дёргается из-за каждого звоночка на ваш мобильный. Самоотверженно встречает с работы, терпеливо ожидая по окончанию смены, карауля вас у самой вертушки проходной. И вы шлёпаете обратно домой по весенним талым лужам - вместе, целуясь взасос и щебеча меж собой, как молодые жаворонки. Иногда, впрочем, она напускает на себя таинственно-задумчивый вид и строго вопрошает, пристально и недоверчиво поблёскивая своими огромными карими глазами: - Так что у тебя там было-то с этой Зинкой? - Да так, просто чаю попили... - Смотри мне! Узнаю что, убью! – и грозно водит пальчиком у самого вашего носа. *** Настенный календарь безвозвратно теряет очередной свой белый листок, и всё вокруг постепенно, но неотвратимо, возвращается на круги своя. Снова по вечерам ждут вас дома горы немытой посуды, неряшливо накиданной в раковину, не доносится больше по утрам из кухни аппетитный запах яичницы, поджаренной на сливочном масле с румяным ломтиком бекона. Опять вы носитесь по окрестным аптекам в поисках неведомой миру панацеи… ошалевши, словно распоследний кретин. А сердце ваше тем временем медленно умирает... Хотя это вам, быть может, ещё и невдомёк... Вечером вы снова укладываетесь спать – тихо, как всегда... Жена в который раз уже отвернулась от вас в постели, а то, как же – ведь у неё опять болит голова! А из глубины спальной комнаты на вас с укоризной глядит... Петя! Ухмыляется во весь рот с невесть откуда взявшейся там фотографии, нагло красующейся в изящной рамочке, подвешенной над её туалетным столиком... *** И что ж в итоге? На следующий вечер вы опять идёте в гости к Зинке, где-то глубоко-глубоко в душе надеясь на повторение чуда. Или, может, уже безо всякой надежды... Да кто ж знает? Ну, а чары приветливой соседки, наконец-то, начинают действовать и на вас. Каким же таким образом? Да вы и сами того не понимаете. Но, скорее всего, вы начинаете выздоравливать. От страшной болезни. А болезнь эта называется – ЛЮБОВЬ, а уж если быть точнее - l’amour bezotvetikus, vulgaris . Вы выпиваете с тёплых Зинкиных рук чашечку крепкого чая, потом не отказываетесь и от предложенного ею кофе... Потанцуем... и... и ещё раз, и ещё... и ещё... до самого утра... А утром неожиданно просыпаетесь в чужой постели. Усталый, но здоровый, а главное - с уже готовым рецептом для всех: «ПУСТЬ ЕЁ ГОЛОВА БОЛИТ ДЛЯ ДРУГИХ!!!» *** Я сумел излечиться от этой страшной болезни только спустя семь лет после случайного инфицирования, вернее, через семь с половиной - полгода назад, 18 числа – в день её рождения. В принципе, Львица сама разделила нашу жизнь таким образом: до августа и после августа. Не было никакой зазнобы Зинки... и Пети не было или звали их как-то совсем по-другому. На самом-то деле, всё просто – жила-была молодая красавица-жена и её, придавленный житейскими проблемами, сорокалетний муж. Старая, как мир, обыденная история... ...она вернулась домой только под утро. Растрёпанная, но окрылённая, по самый край переполненная той, слегка хмельной, легкомысленной отчаянностью, с которой и жизнь – кино, и море по колено. После проведённой без сна долгой ночи, мне захотелось сейчас же услышать от неё подробных объяснений. Вернее, не совсем-то и хотелось, ещё точнее, я попросту безумно боялся их. Но традиция есть традиция, и я спросил: - Ты где была...? - А тебе-то что за дело? Отдыхала... - Где же...? C кем...? Я на минутку затаил дыхание, замер. Только сердце ворочалось в моей груди, как гигантский паровой молот: «Тум... Бум... Тум... Бум... Тум... Бум...» На самом деле я вовсе не желал услышать от неё прямого ответа, но... и никак не мог остаться без него вообще... - Неважно... Знаешь, наверное, я тебя не люблю! – недолго думая, сказала она, ковыряя маленьким пальчиком в розовом носу. И Мир мой перевернулся... навсегда ... ---------------------------------- © Барамунда
Nick: Говоришь Рэй, бабочка? Лицо Гоши выражало вселенскую скорбь. Но не потому, что сегодня с ним произошло что-то особенное. Такое выражение лицо Гоши имело всегда, когда он возвращался с музыкальных занятий. Взвалив на спину футляр с йобаным инструментом. Инструмент назывался контрабас. Был он громоздок и тяжел в обращении. Что в прямом, что в переносном смысле. Гоша ненавидел его лютой ненавистью. Но – родителей и их представления о том, чем должно заниматься их любимое чадо, не выбирают. И вот очередной раз, возвращаясь с занятий домой, он невесело думал о том, что когда его одноклассники гуляют, пьют, шарятся с телками, он, будто навьюченный верблюд, или осел? или ишак? должен тащить этого музыкального монстра. Тяжкие думы Гоши были прерваны первыми, еще робкими каплями начинающегося дождя. Грянул гром и Гоша понял, что имеет все шансы попасть под хороший майский ливень. Недолго думая, он решил сократить оставшийся путь домой и рвануть дворами. Поэтому и не пошел дальше к повороту в свой родной переулок, а свернул в ближайшую подворотню. Резко, правда, свернул. При этом он даже не заметил, а если точнее – даже не почувствовал, что футляром крепенько так ебанул по спине зазевавшуюся старушку – божий одуванчик, которая своим мелким семенящим шагом пошла как раз на обгон Гоши. Неожиданно и совершенно незаслуженно получив невъебенного пенделя футляром могучего инструмента, бабуля не удержалась на ногах, и чтобы не упасть, попыталась ухватиться рукой за проходившую мимо девчушку типа студентки. Анечка, для друзей – Аннушка, вся в горьких мыслях, почему же вчера ее Антон не пришел к ней, и с какой же сучкой это он вчера колбасился, «на автомате» шарахнулась от бабульки в сторону. Совершенно случайно наступив при этом на лапу Тайсону. Тайсон – крупный, серьезный ротвейлер, победитель нескольких выставок, в том числе двух международных, не растекаясь «мыслью по древу», бросился на обидчицу. Анечка с детства боялась собак. Поэтому когда огромный черный пес с мордой, очень похожей на лицо боксера-тяжолевеса, открыл на нее пасть и грозно клацнув зубами, едва удерживаемый хозяйкой на поводке, стал на задние лапы, а передними замолотил воздух перед ее лицом, она… Можно подумать, вы бы не усрались! Сначала Анечка немножко писькнула. Ну, совсем немножко. Поскольку у нее все равно были критические дни, и дивайс с крылышками надежно защищал заветное местечко, произошедшее недоразумение было не смертельным. Но дальнейший ход событий получил совершенно неожиданный поворот. Ничего не соображая от страха, Анечка со спринтерской скоростью рванула от Тайсона. Причем с умиляющей девичьей логикой – прямо на дорогу, в поток машин. Сказать, что машинам это не понравилось – ничего не сказать. Картина мира на отдельно взятой московской улице мгновенно радикально изменилась. Секунд десять стоял сплошной визг покрышек и лязг от сталкивающихся автомобилей. Через мгновение этот звуковой ряд сменился на крики и маты повыскакивавших из машин водителей. Двое ретивых пацанов даже затеяли перестрелку, благо резиновыми пулями. Лейтенант Петренко, старший наряда, на патрульной машине тоже попавшего в этот дурдом, выскочил из машины и с целью пресечения противоправных действий граждан сделал пару предупредительных выстрелов в воздух из табельного ПМ. На беду, выстрелы оказались прицельными. Красивый, будто игрушечный, оранжевый воздушный шар с игривым слоганом на борту – «Ну а девушки? А девушки — потом!» сначала, будто в недоумении, приостановил свое плавное и величавое движение, а затем, в мгновение съежившись и произведя звук пукающего слона, никчемной яркой тряпкой рухнул на творящееся внизу безобразие. Придав безобразию дополнительный гламурный шарм. Корзина шара очень удачно рухнула прямо на застрявший в пробке фургон с рекламной надписью «Лучшие игрушки – наши зверушки!». От невъебенного удара крыша фургона прогнулась, но устояла. А вот боковые панели фургона рухнули на асфальт. И содержимое грузовичка – сотни картонных коробок, подобных коробкам из-под обуви, вывалилось на дорогу. Некоторые при этом открылись, и из них повываливались носороги, зайчики, мишки и прочая живность. Звери были на механическом ходу, на батарейках. Часть из них ожила от полученного сотрясения и замаршировала по дороге. Внося в этот праздник жизни сюрреалистический оттенок. …Сеня по кличке «Кролик», тихий интеллигентный пьяница во втором поколении, разбуженный шумом, выполз на балкон. Взглянув с высоты четвертого этажа на живописный беспредел внизу, на марширующую мелкую пиздобратию, пересохшими губами он только и смог произнести, — Ох бля…Я проспал Армагедон? В одном из автомобилей, застрявших в гигантской пробке, застыв как восточный божок и обливаясь холодным потом, сидел директор договорно-правового департамента МИДа России Михаил Юрьевич Беклемишев. В добротном кожаном портфеле, лежавшем на его коленях, находилось четыре экземпляра судьбоносного договора между Российской Федерацией и США о возврате России Аляски. На русском и английском языках, плюс альтернаты. Итог тяжелейшего семилетнего переговорного процесса. Блядь. Долбоеб Шустер, начальник отдела, отвечавший за подготовку договора к подписанию, в присущем ему распиздяйском стиле допустил досадную техническую ошибку в тексте. Причем, что самое херовое, обнаружили это лишь час назад уже в зале переговоров. А специальную договорную бумагу, на которой печатаются международные договора, этот мудак с собой не захватил. Беклемишев лично проверил правильность внесенных в темпе мазурки изменений, схватил свежеотпечатанные экземпляры договора и рванул в Кремль. По времени вроде как успевал. И вот… Йобаный его величество Случай! И что там могло такое впереди случиться?! В голове Михаила Юрьевича, будто по ленте Мебиуса, безостановочно, с огромной скоростью крутилось всего лишь два, но сакраментальных и емких слова – это пиздец! Хорошей должности, персональному автомобилю, наработанным связям, перспективе стать замминистра или послом в хорошей стране. Но самое обидное – его уйдут, а Шустер, сука такая, еще и останется в министерстве! Вдруг Михаил Юрьевич увидел, что рядом с автомобилем, подпрыгивая и раскачиваясь на ходу, проскакало нечто лохматое. Потом еще одно. - Белочка? – не только подумал, но и непроизвольно произнес Беклемишев. - Да нет, — зайцы! — невозмутимо, не поворачивая головы, ответил водитель. По его интонации можно было подумать, что он встречает их на этом месте чуть ли не каждый день. Будто в подтверждение, из открытого окна стоящего рядом мустанга-купе с вальяжно откинувшимся на спинку сиденья парнем растаманистого вида с какими-то стеклянными глазами саундтреком звучало — Косят зайцы траву… Когда российские протоколисты сообщили американским визави, что имеет место определенная техническая задержка с договором по Аляске, те сначала не поверили. То, над чем так долго и безуспешно бились лучшие умы госдепа и ЦРУ, благодаря случаю или Божиему провидению – свершилось! Русские, с присущей им расхлябанностью, сорвали подписание договора, которого они так долго добивались! Услышав добрую весть, Обама сверкнул белками глаз, и елейным пасторским голосом произнес, — На все воля Божья! Дмитрий Анатольевич, не убирая с лица протокольную улыбку, сквозь зубы процедил, — Мудаки! А про себя подумал, — Блядь! Это – последняя капля! Уйду. Быть президентом в этой стране – это не синекура, это – кара. Пусть ВэВэ их ебет… И криво ухмыльнулся – Или мочит… Доставая дома из футляра так заебавший его инструмент, Гоша с досадой воскликнул, — Ох нихуя себе! Увидев, что одна струна лопнула. И расстроено добавил, — Блядь, да что ж это такое! У всех – все как у людей! И чего я такой невезучий? ------------------------------- © Шева
полная версия страницы