Форум » Флудим здесь. » Чтиво » Ответить
Чтиво
Nick:
Multmir: bla_ пишет: Что-то в афганские времена вряд ли тампоны были. Да нет, это говорилось от имени И.И. уже через 15 лет после смерти сына. Nick пишет: Иван Ильич привык к дерьму, к использованным презервативам, к тампонам, к окуркам, , что уже пятнадцать лет не выходила из дома, даже к сыну на могилу, А рассказик, да, тяжелый и неприятный.
El Capitain: Собака судьбы Хорошая вещь Скайп, нахожу друзей, с которыми не виделась давным-давно. Вот нашелся некто Миша, когда-то он был душей компании, но рано женился, пошли дети, и он выпал из нашего круга. И вдруг нашелся, и в числе всего прочего рассказал такую историю. Все у меня шло хорошо, жена досталась просто на зависть, трое детей-погодков только в радость, бизнес развивался в таком темпе, чтобы жить с него было можно, а внимания к себе не привлекал ни со стороны налоговой, ни со стороны братков. Словом, счастье и пруха полные. Сначала аж не верилось, потом привык и думал, что всегда так и будет. А на двадцатом году появилась в жизни трещина. Началось со старшего сына. Меня родители воспитывали строго, и как подрос, наказывали по сторонам членом не размахивать, а выбрать хорошую девушку по душе, жениться и строить семью. Я так и сделал и ни разу не пожалел. И детей своих этому учил. Только то ли времена изменились, то ли девушки другие пошли, но не может сын такой девушки отыскать, чтобы смотрела ему в глаза, а не ниже пояса, то есть в кошелек или в трусы. И деньги есть, и образование получает, и внешностью Бог не обидел, а все какая-то грязь на неговешается. И мается парень, и мы за него переживаем, словом, невесело стало в доме. Дальше - хуже. Заболела теща, положили в больницу, там она через неделю и умерла. Отплакали, отрыдались. Тесть остался один, не справляется. А родители жены попались просто золотые люди, между своими и ее родителями никогда разницу не делал. Забираем тестя к себе, благо место есть. Жена довольна, дети счастливы, ему спокойнее. Все бы хорошо, НО! У тещи был пес, то ли черный терьер, то ли ризен, то ли просто черный лохматый урод. Забрали и его, себе на горе. Все грызет, детей прикусывает, на меня огрызается, гадит, гулять его надо выводить вдвоем, как на распорке. Вызывал кинологов, денег давал без счету чтоб научили, как с ним обходиться, без толку. Говорят, проще усыпить. Тут тесть решил, что когда собачка умрет, тогда и ему пора. Оставили до очередного раза. Дети ходят летом в джинсах, с длинными рукавами: покусы от меня прячут, жалеют дедушку. К осени совсем кранты пришли, озверел, грызет на себе шкуру, воет. Оказывается, его еще и надо триминговать. Объехали все салоны, нигде таких злобных не берут. Наконец, знающие люди натакали на одного мастера, который возьмется. Позвонили, назначили время: 7 утра. Привожу. Затаскиваю. Кобель рвется, как бешеный. Выходит молоденькая девчушка крошечных размеров. Так и так, говорю, любые деньги, хоть под наркозом (а сам думаю, чтоб он сдох под этим наркозом, сил уже нет). Берет она у меня из рук поводок, велит прийти ровно без десяти десять, и преспокойно уводит его. Прихожу как велено. Смотрю, эта девчушка выстригает шерсть между пальцами у шикарного собакера. Тот стоит на столе, стоит прямо, гордо, не шевелясь, как лейтенант на параде, во рту у него резиновый оранжевый мячик. Я аж загляделся. Только когда он на меня глаз скосил, тогда я понял, что это и есть мой кобель. А эта пигалица мне и говорит: - Хорошо, что Вы по-премя пришли, я вам покажу, как ему надо чистить зубы и укорачивать когти. Тут я не выдержал, какие зубы! Рассказал ей всю историю, как есть. Она подумала и говорит: - Вы, говорит, должны вникнуть в его положение. Вам-то известно, что его хозяйка умерла, а ему нет. В его понимании вы его из дома украли в отсутствии хозяйки и насильно удерживаете. Тем более, что дедушка тоже расстраивается. И раз он убежать не может, то он старается сделать все, чтобы вы его из дома выкинули. Поговорите с ним по-мужски, объясните, успокойте. Загрузил я кобеля в машину, поехал прямиком в старый тещин дом. Открыл, там пусто, пахнет нежилым. Рассказал ему все, показал. Пес слушал. Не верил, но не огрызался. Повез его на кладбище, показал могилку. Тут подтянулся тещин сосед, своих навещал. Открыли пузырь, помянули, псу предложили, опять разговорились. И вдруг он ПОНЯЛ! Морду свою задрал и завыл, потом лег около памятника и долго лежал, морду под лапы затолкал. Я его не торопил. Когда он сам поднялся, тогда и пошли к машине. Домашние пса не узнали, а узнали, так сразу и не поверили. Рассказал, как меня стригалиха надоумила, и что из этого вышло. Сын дослушать не успел, хватает куртку, ключи от машины, просит стригалихин адрес. - Зачем тебе, спрашиваю. - Папа, я на ней женюсь. - Совсем тронулся, говорю. Ты ее даже не видел. Может, она тебе и не пара. - Папа, если она прониклась положением собаки, то неужели меня не поймет? Короче, через три месяца они и поженились. Сейчас подрастают трое внуков. А пес? Верный, спокойный, послушный, невероятно умный пожилой пес помогает их няньчить. Они ему и чистят зубы по вечерам. (c) Честно сперто у Интернета
Nick: Собака судьбы "А у нас, управдом - друг человека !" (с) О ! Капитан нарисовался ... Отгулял уже ?
Nick: Щелбан или эффект бабочки. Мы влияем на окружающий мир - меньше, чем нам бы хотелось, но гораздо больше, чем нам кажется... » Неделю Саша просидел на больничном – болела ушибленная спина, а телеоператор с больной спиной совсем не работник. Тяжеленный железный кирпич, за целый день и здоровую спину в дугу согнет. Самое обидное, что он должен был лететь на месяц в Италию снимать красоты Рима, но больная спина будь она не ладна... Не срослось, вместо него отправили совсем молоденького, зато здорового пацанчика. Но если бы больничные давали по причине плохого настроения, то Саша еще целый месяц пролежал бы дома - пил и хандрил, глядя в окно. Пил и хандрил... Так что депрессию пришлось перенести на ногах и только спустя месяц хандра слегка попустила. Я был первым, кому Саша излил больную душу. Я даже сам удивился этому. Он всегда такой серьезный и немногословный, да и намного старше меня (ему полтинник с копейками), но видимо совместная командировка в Питер сделала свое дело и ночью под стук колес, Саша рассказал вот такую историю: - Месяц назад у меня образовался выходной, и я поперся в дальний парк хорошенько выгулять своего спаниеля Гашана. Настроение прекрасное, каждый листочек в контровом свете выглядит, как произведение искусства, жаль не догадался взять с собой фотик. Семь часов утра, людей почти нет, только изредка нас обгоняли редкие метеоры с правильным дыханием, лошадиной скоростью и музыкой в ушах. Вот на встречу пробежал очередной здоровый конь в спортивном костюме, мы с Гошей посторонились. Я еще подумал - надо бы и себе бросить курить и начать пробежки по утрам - и здоровье и Гашану засчастье. Вдруг, только что пробежавший мимо «конь» остановился через десяток метров, вернулся и сказал: «Здравствуйте, извините... » На вид коню лет сорок, загорелый, весь седой, но дико спортивный. Если описать его двумя словами, то это был мясной кубик... Кубик продолжал: - Извините, скажите, Вы случайно не в 1655 школе учились? Я растерялся и сказал: - Да в 1655-й, а... Кубик заулыбался и спросил: - И в ансамбле на ударных играли!? Я: - Да! А Вы...? Я Вас знаю? Кубик ответил: - Вряд ли. Далее началось что-то невообразимое: я получаю короткий удар в дых, а затем этот хренов самбист делает мне приемчик от которого мои ноги летят выше головы (это с моим–то давлением), в результате я с двухметровой высоты падаю на спину. Лежу и не знаю от чего больнее дышать, от спины или удара в дых. Судорожно соображаю, что кроме ключей от квартиры и старого телефона с меня и взять то нечего. В голове гудит, мысли путаются – при чем тут наша 1655-я школа и мои барабаны? Кубик наклонился ко мне и... произвел контрольный в лоб... Это был щелбан сатанинской силы, я даже на несколько секунд вынужден был перейти на черно-белое зрение. Такие щелбаны наверное раздавал балда своему работодателю попу. Тут мясной кубик и говорит: - Меня ты, конечно же не знаешь, но когда-то, когда ты учился в десятом классе, ты пришел в столовую, там была очередушка из первоклашек. Самому первому ты, не глядя дал леща, поднял за шкирку и выбросил из очереди. У меня тогда из рук выпал стакан томатного сока и залил всю форму. Я в таком виде не мог пойти на контрольную, сбежал с уроков, получил от мамы за белую рубашку, а на следующий день получил две двойки за прогулы, из-за них кстати, меня тренер не взял на сборы в Анапу... Ну ладно, мы заболтались, бывайте здоровы и извините за компанию... Кубик погладил моего спаниеля и побежал дальше, а я еще долго лежал на земле, очень жалея, что это не был обычный грабеж. Веселый Гоша прыгал вокруг и усердно вылизывал мое лицо. ------------------------------ честноспёрто ...
Nick: Рыбный день. Мне один товарищ селигерский рассказал такую историю. Ехал как-то с Селигера рыбачок, в Москву домой возвращался. А бухали они там дружной и теплой компанией просто знатно. (На Селигере всегда так, наверное, магнитная аномалия). Ну и рыбачили тоже, как водится, рыбы полбагажника натаскал, лещи, щука и т.д. А последний день перед отъездом не пили уже, конечно, постились. Но когда поехал, тревога все равно присутствовала. Ну и останавливают его где-то подо Ржевом доблестные гайцы. Куда, чего? О! С рыбалки? Вестимо бухали, касатик? А продуцо? Он: да что вы, как можно, зачем продуцо, денег нет все равно, возьмите лучше рыбки! Гаец, видать, рыбку любил, а может, просто у него прибора с собой не было. А везти этого чела куда-то - а вдруг и не покажет? Так ведь не пахнет... Короче, открыли багажник. Глаз у гайца заблестел, даже краги снял, зашарил, выбирая пожирней да побольше. Хорошо так забрал, мужик загрустил даже. Почти половину, ага, два раза подходил с пакетами перетаскивать. Детишки, наверное, голодные по лавкам, понимать надо... Ну и приехал грустный рыбак в Москву. В гараж загнал машину, начал рыбу доставать... Биомать! Краги гаишные. Потянул он одну из них... а оттуда веселым листопадом 21 тыща разными купюрами... зарплата за рабочий день, вероятно, скопилась... И рыбак тогда подумал, что Бог, вероятно, все же есть. ------------------------------ Кэп (с)
Nick: Подпись. Контейнер. Ключ. Пломба. Звонок. - Солнышко, как тебя зовут? - Восемнадцатая! - Заря-2. Три семёрочки. Снимите охрану. Свет. Чемодан. Печать. Работа с документами. Прошито. Пронумеровано. Скреплено. Проверено. Пересчитано. 96 листов. Дата. Подпись. Шторы закрыты. Есть специальные люди, которые много рассказывают про Агентов иностранной рАзведки, спутники-шпионы и торчащие из стен уши. Рассказывают — ну хрен на них. Но они еще слушают, смотрят и пишут, что я не соблюдаю, конспектируя Electronic engeenering magazine N3, 1968. Система работает вне зависимости от внешних и внутренних условий. Процедура чтения «Правды» от ДСП не отличается. Хозтемы — всегда лакомный кусочек. Про инфляцию мы знали только западную. А тут «было время и цены снижали». 100% предоплаты за весь проект пришли 7 месяцев назад. Когда закончена расчетная часть, полученных денег не хватает даже на поддон для макета. - Безумное время, - кипятится академик. С территории охраняемого объекта пропало полторы тонны меди. У ЗИЛа долотом пробить бак, чтобы слить два ведра горючки. Варвары! - Зачем вы про это нервничаете? Выебут охрану и спишут. Думайте, как закрыть хозтему. Предлагаю перекинуть деньги с «космоса». - Про какой космос вы говорите? На заводе третий день не могут найти 20 см копелевой проволочки на термопару. Подождём еще 2 месяца и на те 150 тыс. можно будет купить два сникерса. Тогда им их и вернём на расчетный счет. Ты понимаешь, что за крышкой 20 атм? Тогда почему 4 винта и все на М3 ?! Пойди в зеркало на себя посмотри. Увидишь деградацию инженера. - Что за цифра 0,7кВт для РЛС? Ответ?! Ты читать умеешь? Это просто рисунок с кривой подписью. И тебе подсказали, что Рлс — мощность лошадиной силы? Настольные испытания изделия. Кручу ручку. Напряжение растет. Температура — нет. Не понимаю. Думаю. Голос сзади: Экстренно обесточить. Покинуть помещение. Аварийная ситуация. Утечка аммиака. Через 5 минут. - Евгений, думать рекомендуется после отключения питания. У вас термопара отвалилась, а вы продолжаете греть герметичную ёмкость с аммиаком. Пожалуй, к испытаниям изделия, в котором рабочее тело — натрий, я вас не допущу. Я гордился, что работал с такими людьми. Техсовет. (2 хохла = 3 версии). А там их человек 10. Главный по очереди выслушивает всех. Думает. При этом, в конце заседания, каждому выдаёт недостатки именно его версии. (Сейчас хорошо, если председательствующий сможет вспомнить свою версию). А еще они не матерились. Зубры. Папонты. На «вы» там, где имхо пора бить. Что сегодня по плану? Через некоторое время придут какие-то люди и мы с ними о чём-то будем разговаривать. - Алло. Здравствуйте. Управление. Левченко. Кто у аппарата? Ага... Позовите кого-нибудь умного. - Великие мастера живописи создавали свои школы. Учили писать картины и видить мир своими глазами. И что? Даже не специалист, глянув на полотно, скажет — голландская живопись, а вот это венецианская. В работах учеников есть школа. Чувствуется рука Мастера. Его влияние. Хотя Мастер хотел видеть в учениках самобытность, а не чужую колею. А что у нас? Физика и математика. Точные науки. 2Х2=4. Но вы, каждый раз, настолько радуете меня разнообразием ответов... Володя: ты рассказывал, что у тебя концы на бирже. Я: -Ну? В: Надо медь продать. Я: Сколько? В: - Ну... тонны полторы. - Эй, молодой! Оторвись на минутку. Проверить надо. Я включу. Ты сюда смотри на лампочки. Скажешь, что будет. - Горит... Звук удара, падения, всё обесточено, сдержанное матерное бормотание. ..... - Ты, что, бля, разницу между «горит» и «светится» не понимаешь?! К: я нас двоих командирую в город. Завтра. Задача: обойти фирмы, собрать прайсы, уточнить характеристики и выбрать поставщика оборудования. (слова тендер тогда не знали). На фирму ООО «Х» не ходи. Мы там покупать будем. Вот цены на оборудование. Найдешь где меньше — закопаю. На завтра с собой — полотенце, подстилка, плавки и водка. Машину дадут. Девки будут. Я: - Машину?! У конторы и бензин нашелся? К:- У меня свой. Немного. Чуть меньше канистры надыбал по случаю. Майор К у телефона. - Здравия желаю. Буду дома в 17-40. Приготовь мне яичницу. Отставить. Яичницу я ел вчера. В актовом зале сбор математиков. Изучают материалы съезда или партконференции. Лектор задерживается. - Майор, займите на полчаса людей. Лекцию по ГО прочитайте, например. ...Ядерный взрыв делает поражение всего в радиусе... хм... а вы знаете, что такое радиус? Радиус — это вот так: (расставив руки в стороны делает оборот вокруг своей оси). Слёзы радости в зале. Почему разом сгорели 6 штук ТЕС-21 на стенде? А предохранители? Гвоздь 100 подошел по диаметру? Тогда понятно... Плевок в дверь. Печать в пластилин. Ключ в контейнер. Плевок. Печать. Подпись. Звонок. - Солнышко, как... - Хер тебе в бубен! - Первый слушает! - Заря-2... ------------------------------ (c) ex-ses
Nick: Леха бомбит. Его свободолюбивому характеру тесно в узких кандалах нормированного рабочего дня, душа стремится к непостоянству и отвергает догмы и правила. Так сложилось. Поэтому бомбит. С этим разобрались. Тут нам совершенно необходимо вернуться немного назад и освятить один, казалось бы, малозначимый момент, положивший начало... Пока не скажу - началу чего. Просто освятить. У Лехи, от мамы, остались две практически новые шубы, и две пары почти новых зимних сапог. Они занимали место в шкафу, и Леха - добрая душа, решил их кому-нибудь пристроить. Одна знакомая с радостью согласилась забрать все это для своей матери. Леха упаковал вещи в мешки и положил в багажник. Но заехать и отдать все это, ни как не складывалось. ...Леха возвращался из Люберец, доставив клиента. Долгая зима все ни как не хотела передавать права весне, и скудно сыпала на грязный асфальт редкие пушистые снежинки. За окном машины было зябко и неприятно. Часы показывали два ночи. Далеко впереди, под ярким фонарем показалась припаркованная машина ДПС. Не ощущая за собой какой-либо вины, Леха продолжил движение. Было понятно, что сейчас остановят. С машинами в два ночи негусто. Так и случилось. Инспектор остановил и попросил выйти из машины. Леха вылез, с удовольствием потянулся, хрустнул косточкой, и ответил на традиционный вопрос, что подвозил знакомого. Инспектор поводил чутким носом, но спиртным не пахло. Леха уже приготовился забрать документы, но... - Откройте, пожалуйста, багажник. Леха хмыкнул и пошел открывать. И тут коленка его подогнулась, он вспомнил про проклятые шубы. - Осторожно, - равнодушно сказал идущий следом инспектор. Леха открыл багажник. При виде мешков одна из бровей инспектора удивленно поползла вверх. - Что там? Разверните, - инспектор потыкал палочкой. Из развернутого мешка показалась шерсть. У инспектора вытянулось лицо: - Это кто? Чувствуя себя совершенно по-дурацки, Леха честно ответил: - Шуба. - Ваша? - Нет... Да... То есть на старушку... «Зачем я сказал - на старушку»? - Поразился сам себе Леха. - Моя женская шуба... - на этом смелом заявлении Леха запнулся, - На старушку. От мамы осталась. Понимаете, тут такое дело... Знакомой везу для мамы. Для её мамы... - запутался окончательно Леха. - Ваша женская шуба на старушку?... - переспросил инспектор. - На женщину-старушку, - изобразил какую-то фигуру в воздухе Леха. Инспектор с интересом посмотрел на его руки. Леха убрал их за спину. - Ночью везете? - снова уточнил инспектор. Леха посмотрел на звезды. Инспектор тоже. - Ну, да... - Леха зачем-то показал пальцем в небо. - Хм... А там что? - ткнул во второй мешок инспектор. Леха почувствовал, что краснеет: - Шуба... - О! - обрадовался инспектор, - Дайте угадаю! Тоже на женщину-старушку? - На неё... - не мог не признать Леха. - На двух женщин-старушек? - на всякий случай уточнил инспектор. - На одну! - поражаясь тупости, поправил Леха. - Замечательно! - обрадовался чему-то своему инспектор, - Две шубы это всегда замечательно. Одна, согласитесь - ни туда ни сюда... А вот две совсем другое дело... А тут у нас что? Инспектор потыкал палочкой в третий мешок. - Неужели снова шуба? - Нет... сапоги, - почему-то смутился Леха - С кого? - грустно спросил инспектор. - Ни с кого. Мои. Женские. Тоже от мамы остались. Две пары. - ...Надо же, ваши-женские, две пары, какое богатство... - покачал головой инспектор, - Я еще чего-то не знаю? Леха пожал плечами. Инспектор хмыкнул: - Вы страшный человек. Вы знаете, я даже не предполагал, что посреди ночи, в голимых Люберцах, у меня состоится такая интересная встреча. Леха радости не разделял. Инспектор брезгливо пошевелил мешок, как будто ожидая, что из-под него выпадет старушка. Из под мешка выпал туристический топорик. Инспектор с интересом посмотрел на Леху. - Напомните, ваша фамилия не Раскольников? Леха нервно хихикнул. - Понимаете, тут такое дело... Инспектор устроился поудобнее. - Это же такая вещь... Которая всегда пригодиться! - «Господи, за что?!» - Ну, вы меня понимаете?... - Топор? - уточнил инспектор - Ну, да! Например... Помните, прошел ураган, и повалило деревья? Помните? Вот! Тогда на машину одного моего знакомого упало дерево! - Ай-яй-яй, - посочувствовал инспектор - Да! Оно лежит, раскорячилось такое, вмяло там даже что-то! А у знакомого тогда началась форменная истерика, он не знал что делать... - Леха показал руками истерику. - И вы его зарубили? - уточнил инспектор - Чтобы её прекратить? - Очень смешно, - надулся Леха, - Нет, все это произошло до нашей с вами встречи, тогда я еще любил людей. Я просто помог ему разрубить дерево. - На машине? - уточнил инспектор. - Ну... - Не проще было распилить? - У меня не было с собой пилы, - буркнул обиженный Леха, - У него тоже. - Странно... Глядя на вас, странно... Может быть вы «Зеленый Шершень»? - Чего? - не понял Леха. - Носитесь по улицам, восстанавливаете справедливость, перераспределяете материальные ценности среди старушек, Робин Гуд?... Инспектор посмотрел на Леху. Гладко выбритый череп, хмурый взгляд из под бровей, перебитый еще в юности нос, мелкая щетина на мощном подбородке... Просто надежда старушек. - Ладно, проехали, - махнул рукой лейтенант. - Можно ехать? - обрадовался Леха. - Не можно!... Не можно! Пока мы не разберемся в ваших сказках дядюшки Примуса. Инспектор еще потыкал в чрево багажника. - А где лопата? - Какая лопата? - не понял Леха. - Саперная! Вы такой предусмотрительный человек, у вас с собой теплая одежда и обувь со старушек, топор на случай падения деревьев... У вас обязательно должна быть с собой лопата! - У меня нет лопаты, - признался Леха. - Поразительно... - вынырнул из багажника инспектор, - Просто поразительно... И вы при этом совершенно не волнуетесь? - А чего мне волноваться? Я ни чего не совершал. Я вашу машину еще издали увидел. Вы стоите под самым фонарем. От вас свет отражается, понимаете? От вашей машины, от вашей формы. Вас за триста метров видно. Вы так ни кого не поймаете. Ну, из правонарушителей я имею ввиду. Правонарушитель, он же что? - Что? - заинтересовался инспектор. - Ему же с вами совсем даже встречаться не хочется! - Нет? - удивился инспектор. - Он, завидя вас-нарядных, в любой проулок - шась, и все!... - Вы не ощущаете в этом некий сюрреализм? - посмотрел на луну инспектор, - Вы приехали к нам с двумя шубами, с сапогами и топором, чтобы научить нас как правильно организовывать засаду на водителей? - Я просто сказал, что вас видно издалека... Согласитесь, если бы у меня были какие-нибудь... - Леха покосился на шубы, - какие-нибудь дурные намерения, я бы конечно свернул в проулок и не ехал бы к вам! Это же логично?! - Согласитесь, что от человека с шубами в багажнике и топором, трудно ожидать логичных поступков в два часа ночи? - Послушайте, я же объяснил... Инспектор поднял руку: - Покажите салон. Продолжайте нас радовать. Не останавливайтесь. Прошли к салону. - Тааак... А это что у нас тут... Инспектор вытянул из-под сиденья бейсбольную биту. - Понимаете, - зарделся Леха, - тут такое дело... - Дайте угадаю! - перебил инспектор, - Утомившись от восстановления мировой справедливости в перераспределении шуб между трудящимися, и освобождения граждан от упавших деревьев и сапог, вы любите сыграть в бейсбол? Прямо тут у нас в Люберцах. Эдак запросто. На говеных полях аэрации, да?... Зачем вы приехали в наш патриархальный городок, в два часа ночи, с шубами, топором и битой? В вашем районе закончились состоятельные старушки?... ...Самое удивительно, что Леху, который уже окончательно освоился в роли преступника, вскоре отпустили. Ага. Просто взяли и в один момент махнули рукой - езжай. И Леха ехал, смотрел на падающие снежинки и думал - проклятая жизнь, проклятое бомбилово, проклятые шубы, гребаные деревья и сапоги... А еще он думал, что обязательно нужно будет положить в багажник лопату. А то мало ли что... ------------------------------ Кэп (с)
Nick: Я вам сейчас очень по-быстрому историю одну расскажу поучительную. По-быстрому - потому что сами знаете, только предашься неспешному повествованию, обязательно прибегут какие-нибудь гондольеры и немедленно призовут: «Почему не в кандалах до сих пор?!» «Где ваше весло?!» «Совсем распустились!» И на галеры. Работу работать. Поэтому по-быстрому. Не помню, рассказывал вам, как мой друг Вадик пострадал недавно посредством природы? Нет? Я вам вообще, что ли про Вадика, друга моего питерского не рассказывал? Да ладно! Ну как он с дозиметром на Севере вокруг реактора отплясывал?... Или как на премьеру эротического театра мы с ним в Мурманске ходили?... Вот вам рассказываешь, извиняюсь, нерву тратишь, а вы не помните ни хрена. Ладно. Он позвонил мне как-то и спросил: «А чего ты не спрашиваешь себя - куда подевался друг? Все ли у него хорошо? Не захворал ли недугом черным? Не обездвижил ли мощным телом? Не разорвался ли добрым сердцем на составные? А?! А может плохо все? А плечо не подставлено! Спасательный круг не брошен! 911 занято! Шойгу не в курсе!... Только на себя что ли надежда теперь? На стиснутые зубы? На старый, хрупкий хребет? На посеченные, непосильным трудом, жилы? На тугой узелок в пупке, уже кстати распушившийся?!» «Денег нет» - на всякий случай предупредил я. «Почему?» - удивился друг. «Я в кредите» «Не в декрете?» «Нет» «И как оно - жить не по средствам?» «Открываю для себя новый мир...» «Да ну на?» «Многие тайны мироздания постиг посредством кредитования...» «Например?» «Загибай пальцы - чайный пакетик можно заваривать до пяти раз, главное терпение, доширак дороже ролтона, зубной порошок таки чистит, хозяйственное мыло на самом деле вкусно пахнет, старую мамину кофту тоже можно носить, мобильник можно заряжать на работе, пристрелявшись, можно сэкономить на включении света в туалете, воду тоже можно не сливать...» «Хватит - попросил друг, - Я верю...» «Может ты хочешь сделать пожертвования?... Эй!... Я извиняюсь, ни кто не хочет помочь финансово, нищему офицеру запаса, в штопаном свитере и в брутальной щетине с проседью... ась?» «Никто» - Вадик был как скала. «А вот это напрасно... я буду приходить к тебе во снах... истощенный... с синими провалами глаз... с пергаментной кожей на жопе лица... буду тянуть к твоему горлу грязные длинные ногти на скрюченных подагрой пальцах... и стану хрипеть с присвистом - доооолжооок!...сегодня и начну..» «Сегодня нельзя. Сегодня я собирался вкусно наипениться» - благодушно сообщил Вадик. «Ай-яй-яй... сытый человек инертен, он уже не помнит острый вкус лишений, ему уже не приносят пронзительную радость мелкие события, не будоражат нерву напряженные мысли... он и мечтает-то уже лениво, через губу, не глубоко, не ярко... от этого разум его вял и не азартен, как хер старца...» - сообщил я. «Не уговорил» «Значит, останемся при своих... А чего у тебя голос какой-то?...» Вадик вздохнул... И поведал душераздирающую историю... Он в Новый Год к кому-то там в гости пошел. И, душевно выпив, решил познакомиться с хозяйской черепашкой. Нет, в целом черепашки - совершенно замечательные существа. Но не водные. Вадик таких тонкостей не знал. Его предупреждали, конечно, не лезть к животному. Пугали даже. А смелый Вадик решил, что все это писями на воде писано, сказал и сделал, не вынимая в долгий ящик. Отправился знакомиться, в смысле. ...Он пьяненько ей курлыкал чего-то, сюсюкал-мусюкал, бебекал даже, ага, улыбался и пускал слюну. Умиляясь соитию с природой и испытывая душевный оргазм... (Орхазм! - как сказала бы котлета по-киевски)... И вот когда он уже совсем размяк, животное вцепилось ему в нос. С хрустом. Остервенело. Со всей пролетарской ненавистью. И повисло. Вадик говорит, что большей обиды он ни когда не испытывал. Он до этого был такой остроумный, импозантный... А тут его силуэт с черепахой в носу сразу стал проигрывать. Слезы брызнули в шесть струй, Вадик задудел гнусаво, забегал по квартире, пугая животное... ...Его, поймали, в конце концов, конечно. Полили на лицо водкой. Животное отвалилось... А нос... ...Нос стал шикарным. Он возвышался нарядным лиловым холмом над долиной грусти. Он придал, некогда наглому изображению, ту недостающую черту вселенской тоски и искупления... В общем, праздник удался. На работе Вадик, конечно, гордо молчал, и сопел пострадатым органом. Да и кому объяснишь, что мы- питерцы, в целом, безусловно, ребята шустрые... просто и черепаха, идрить её, оказалось животным непредсказуемым и стремительным. Ну, вот и все собственно. Чего? Чем история поучительна? Как же товарищи?! Суть проста как простатит - не суйте свой непарный орган куда попало!... Даже если с виду она и черепашка... ------------------------------- (c) Кадет Биглер
Nick: Про застенчивость Вот у меня был приятель. Очень застенчивый. Прям очень-очень. Ну, то есть он застенчивый был только в отношении девочек, а так чоткий вполне пацан. По тёмной улице ходить с ним не стрёмно. Если по дороге не встретится какая нибудь заблудшая овца. Тогда он сразу прятался в ближайшую подворотню. Ну, вот такой короче типаж. С пропеллером. И вот у него случилось первое свидание. Да! Потому что природа берёт своё даже над застенчивостью, и у каждого когда нибудь случается первое свидание. Даже если он не хочет. (Иначе все застенчивые уже бы вымерли к чортовой матери) И вот он собирался на это первое свидание, волновался, волновался, и так переволновался, что забыл застегнуть штаны. Натурально! Так и пошел на первое свидание, (к памятнику Ленина, между прочим), с мотнёй нараспашку. И вот стоит он у памятника Ленину, светит вдаль свежим по такому случаю нижним бельём, торчащим из гульфика, народ его так плавно обтекает, стараясь не задеть, а он держится одной рукой за букет, другой за сердце. А в голове при этом всё время ищет подходящий повод, что б упасть в обморок, или ещё как-то избежать этой неминуемой процедуры. Так что ему не до недоуменных взглядов окружающих. ("не до недо" - классно, да? хотя и коряво конечно) Ну вот, стоит он значит весь такой в прострации, пропеллером своим крутит. И тут появляется Она! Представляете ситуацию? Советские годы, секса нету, всё население слегка застенчивое, если трезвое, а тут такое дело. Первое свидание, Она вся в духах, и он с ширинкой. Вы бы вот что сделали? А она подходит, критически его оглядывает, говорит вместо здрасте "Ну так нельзя!", и пока он хватает ртом свежий воздух и отмахивается от неё букетом, она отодвигает этот букет, и двумя руками с треском застёгивает ему молнию на штанах. Молча. Потом делает шаг назад, ещё раз критически оглядывает, говорит "Ну так вроде ничего", берёт под руку и ведёт к светлому будущему. Привела, кстати. Сейчас в прибалтике где-то, двое девок на выданье у них. (Просто так вспомнил, ни для чего. Хотя в принципе любой желающий может сделать какой нибудь глубокомысленный вывод. К примеру о том, что не надо отвлекаться от главного, и расстёгнутая мотня ещё не есть преграда к светлому будущему) -------------------------------- © Ракетчик
Nick: Акция С утра кто-то притащил на детскую площадку огромный рулон больших, ярких ценников на жутко прилипчивой самоклейке. - Ого! - сказал другой кто-то. - Здорово! А давайте играть в магазин?! Возражений не последовало. Если есть такие клёвые ценники, то открыть магазин сам бог велел. Рулон тут же поделили, написали крупным синим маркером цены, и торговля пошла. Через час все припаркованные в окрестностях автомобили наконец-то обрели свою истинную стоимость. Самым дорогим оказался ржавый рыжий опель. Он стоил аж двести рублей. Для сравнения, новенькая красная четвёрка ауди ушла за сотку. Когда с машинами было покончено, настала очередь недвижимости. - Почему так дёшево?! - возмущённо бухтела бабка вслед малолетнему маклеру, отковыривая с калитки неподдающуюся бумажку с надписью "ТРИСТО рублей". - Это где ж такие цены?!! - Так АКЦИЯ же, бабуся! АКЦИЯ у нас! - прокричал находчивый шкет и побежал дальше. Ближе к обеду в деревне не осталось ни одного кота, не снабженного яркой этикеткой на боку или между ушами. Особо упёртых метили сразу в нескольких, треднодоступных для лап, местах. Когда закончились даже дворовые собаки, взгляд рыночных воротил волей-неволей стал задерживаться на усталых припозднившихся прохожих. Неучтённый живой товар гулял сам по себе туда-сюда, и это было в корне неправильно. Тем более что ценников оставалось ещё дофига. * * * Утром на станции Мамонтовская в вагон александровской электрички вошла элегантно одетая, весьма милая дама. Она окинула слегка отстранённым взглядом пространство, и не обнаружив свободных мест встала у окна, повернувшись к вагону спиной. И все сразу увидели у неё на спине, в райне лопаток, ярко-оранжевый ценник с крупными буквами "ДВЕСТИПИСЯТ рублей". По вагону прошло лёгкое оживление. "Сколько-сколько?" - переспрашивали друг у друга люди со слабым зрением. - Ого! И всего-то? А по виду и не скажешь! - удивлённо заметил один из пассажиров своему попутчику. - Стал бы? - задал тот встречный вопрос, внимательно разглядев цену и товар. - Нннет! - на секунду замешкавшись ответил первый. - Нет, вряд ли. - А чо? - Да понимаешь... Двестиписят! Подозрительно как-то. Ну ладно бы хоть пятьсот, ещё туда-сюда. - Ну вот ты блин! На вас не угодишь. Откуда ты знаешь, может у них - АКЦИЯ?! -------------------------------- © Ракетчик
Степан: МЫ ИДЁМ НА КЮРАСАО Петр Тизенгаузен, молодой дворянин из мелкопоместных, был с придурью. Еще в детстве его одолевали всякие идеи: то затеет вертеть дырку до центра земли и обрушит летний нужник; то возьмется изучать самозарождение мышей в грязном белье и увидит слишком много интересного; то задумается, чего люди не летают, и после ковыляет с ногой в лубках. Когда Петр наконец вырос и озаботился вопросами попроще, а именно, почто у девок сиськи, и как от вина шумит в голове, родители юного Тизенгаузена заметно воспряли духом. Но годам к восемнадцати, когда все ему стало окончательно ясно, понятно, доступно, а от этого как-то пресно, Петру нечто особенное вступило в голову. От скуки Тизенгаузены держали парусную шнягу, на которой в ясную погоду гуляли по Волге-матушке под гармошку и самовар с баранками. Шняга была верткая, легкая, быстрая, не боялась волны, прелесть суденышко. На ней даже стояла пушчонка для потешной стрельбы, из разряда тех, которые пищалью назвать уже нельзя, а орудием еще совестно. И вот на эту шнягу Петр Тизенгаузен вдруг зачастил. Экипаж шняги состоял из шестерых мохнорылых обормотов под командой отставного матроса деда Шугая. Тот Шугай, даром что дед, носил флотскую косичку, в ухе серьгу и за поясом нож. Еще он был знаменит аж на другом берегу Волги-матушки невероятным своим сквернословием и ловкостью в работе со всякой снастью. Рассказы деда Шугая о дальних походах и истоплении басурман тянулись часами, ибо на одно русское слово у него приходилось три-четыре морских. Но если слушать внимательно, то можно было узнать вещи поразительные – например что у китаянок дырка поперек. Главное, со шнягой дед управлялся отменно. Не было случая, чтоб его мохнорылый экипаж черпнул бортом воду, навалился на другое судно или, скажем, пропил с похмелья якорь – что на Волге-матушке испокон веку считалось в порядке вещей. Приняв командование и понизив деда Шугая до боцмана, каковое понижение было компенсировано дополнительной чаркой водки в день, Петр Тизенгаузен развил на шняге кипучую деятельность. Во-первых, он перекрестил ее из «Ласточки» в «Чайку». Во-вторых, заставил матросов основательно подновить судно и заново покрасить. В-третьих, оснастил «Чайку» рындой. И принялся на шняге по Волге-матушке разнообразно вышивать. И в вёдро, и в дождь, и при любом ветре «Чайка» сновала туда-сюда, оглашая великую русскую реку чудовищной руганью и вытворяя такие эволюции, что соседи Тизенгаузенов крутили пальцем у виска. – Эх, и угораздило же меня с моим талантом родиться в России! – возмущался Петр, когда ветер стихал, и команда садилась на весла. – Что скажете, пиратские морды?! – Ё! – дружно орали пиратские морды. Экипаж шняги, надо сказать, разросся уже до дюжины мохнорылых, и морды у них вправду были довольно пиратские. Петр Тизенгаузен самолично отбирал на борт мужиков, из-за чего даже имел серьезный разговор с папенькой. – Как один острожники! – возмущался папенька. – Зарежут! Сожрут! – А у меня пистолеты, – отвечал Петр. Со временем эволюции шняги стали приобретать угрожающий оттенок: «Чайка» шныряла в опасной близости от других судов. Опытный глаз легко угадал бы в ее маневрах развороты для бортового залпа и абордажные заходы. Вскоре со шняги помимо обычной ругани донеслась еще и пальба: Петр выставил на фарватер старый ялик и крутился вокруг него, поливая картечью из пушчонки. Обеспокоенный папенька бросился к маменьке. – Быстро жени мальчишку на соседской дочери, пока не началось! Но было поздно. Следующим утром на мачте «Чайки» взвился черный флаг. На квадратной тряпке были грубо намалеваны череп и кости. – Прощайте, маменька и папенька! – крикнул Петр, стоя у руля. – Не поминайте лихом! Мы идем на Кюрасао! Маменьке сделалось дурно. Папенька в сердцах плюнул шняге вслед. – Да ты раньше Калязина потонешь, – сказал он. Шняга подняла все паруса и, подгоняемая легким попутным ветром и крепким матом, унеслась. Ликующий экипаж выпил по чарке водки за успех предприятия и во славу капитана. – Стану адмиралом, будете пить по две, – пообещал Петр. – Ё!!! – заорали пиратские морды. Тизенгаузен подобрал команду умышленно – все его матросы были, помимо вдового деда Шугая, в разладе с женами и мечтали убраться куда подальше. Хоть на Кюрасао. Поглядеть заодно, правда ли у китаянок дырка поперек. Шняга весело скакала по мелкой волне. К обеду вышли на траверз села Концы. Стали на якорь в видимости скобяной лавки жида Соломона – больше в Концах ничего достойного внимания не было. Тизенгаузен высадил на берег десант во главе с огромным рыжим Волобуевым. – Все ясно, пиратские морды? – напутствовал флибустьеров капитан. – Ё! – ответили флибустьеры. Жид Соломон, увидев выходящую на берег шайку и осознав, что морды приближаются сплошь пиратские, заперся в лавке. Волобуев со товарищи неуверенно потоптались у двери, постучали обухами топоров в ставни, и все было б ничего, не вздумай Соломон показать флибустьерам в замочную скважину кукиш. Десант запросил поддержки с моря. – Наводи, – приказал Тизенгаузен канониру Оглоедову. – Пали! Пушчонка жахнула по лавке и с первого раза засадила ядрышко аккурат в замочную скважину. Лавка была захвачена без боя, только жид Соломон от изумления остался на всю жизнь заикою. Жена его и дочери отделались не в пример легче, правда, зимой почти одновременно родили по мальчишке. – Ну дает Соломошка! – изумлялись в Концах. – Заика, а ишь ты! Пираты взяли в лавке богатый приз скоб, гвоздей и амбарных петель. Из скоб понаделали абордажных крючьев, гвозди порубили на картечь, петлями набили трюм в разумении когда—нибудь их выгодно продать. «Чайка» ушла от греха подальше на другой, безлюдный, берег, чтобы первый успех подобающе обмыть, заесть и переспать. А утром пиратская шняга, еще веселее и шумнее прежнего, двинулась промышлять дальше. План Тизенгаузена был прост: накопив пиратский опыт в относительно безопасных пресных водах, вырваться на оперативный морской простор, а там у кого—нибудь спросить дорогу на Карибы. Напрасно папенька думал сына женить на дочери соседа. В мечтах Петр видел себя зятем губернатора Тортуги, не меньше. Вскоре на горизонте замаячило нечто большое и неповоротливое, отдаленно напоминающее транспорт с хреном. Оглашая берега эпитетами, «Чайка» начала маневр сближения. Канонир Оглоедов зарядил пушчонку сушеным горохом – на первый выстрел, для острастки. Намеченная на абордаж жертва оказалась вблизи именно что транспорт с хреном. – Вы чего?! – заорали оттуда сверху вниз. – Мать вашу! Но крючья уже, хрустя, впивались в борт. Абордажная команда Волобуева, размахивая топорами, бросилась на приступ. Капитан Тизенгаузен грозно ступил на палубу транспорта. – Сарынь – на кичку! – крикнул он и стрельнул из пистолета в воздух. За что немедленно получил вымбовкой по голове и упал. – Ё! – рявкнул канонир Оглоедов. Пираты дружно присели, жахнула пушчонка, и заряд гороха пришелся точно по мордасам вражеской команде, столпившейся вокруг мачты. Транспорт сдался на милость победителя. – До чего же мы, русские, несговорчивый и упёртый народ, – сокрушался Тизенгаузен, держась обеими руками за голову. – Я же вам крикнул, обормотам, сарынь – на кичку. А вы? – Да мы тут все, в общем, не графья, – хмуро сказал капитан. – Чистая сарынь. А ты-то кто, мать твою, истопник хренов? – Вот и вправду пущу на дно твое корыто – будешь знать, какой я истопник, – пригрозил Петр. – Капитан Тизенгаузен! Пиратская шняга «Чайка»! Слыхал? Ничего, еще услышишь. Деньги на бочку! А то картечью пальнем! Денег набралось чуть более пятиалтынного. Зато хрена баржа везла, как метко заметил дед Шугай, очень много. – Никто не хочет вступить в мою команду? – спросил Петр. – Ну и плывите отсюда… С хреном! И всем расскажите, что вас взял на абордаж капитан Тизенгаузен! – Ага, – скучно ответили ему. Когда баржа превратилась в пятнышко на горизонте, экипаж «Чайки» выпил по чарке, а Тизенгаузену перевязали голову его же шейным платком, к капитану подошел Волобуев. – Слышьте, барчук, – сказал он. – Вы бы это… Не мое, конечно, дело, но лучше вам не хвалиться своей фамилией направо и налево. Вдруг поймают? Нас-то пороли, порют и будут пороть, дело привычное. А вам может показаться стыдно. Да и шкурка у вас, извините за выражение, не такая дубленая. – Как стоишь перед капитаном?! – взвился Петр. – Виноват, – громила вздохнул и ушел на корму. – Я знаю, что делаю! – бросил Петр ему в спину. Волобуев спиной изобразил недоверие, но больше ничего не сказал. Команда, против ожидания, не роптала. Экипаж водушевила легкость победы, а редкая меткость канонира вселяла надежду на новые успехи. А хрен… Все равно редьки не слаще. Да и награбленная мелочь была хоть мелочь, однако живые деньги. На следующий день «Чайка» атаковала еще баржу, которую тянули против ветра бечевой. Наученный горьким опытом, Петр приказал открыть огонь загодя. Оглоедов виртуозно накрыл горохом бурлаков, затем влепил гвоздями по палубной надстройке – строго говоря, шалашу. – Будешь у меня на фрегате главным канониром, – пообещал Петр. Команда баржи трусливо покинула судно и убежала по берегу, как метко заметил дед Шугай, очень далеко. На барже оказались мало того, что всякая мануфактура и провиант, так еще пара ружей с припасом и водки полведра. Тизенгаузен закусил губу. Приз был что надо, но увести его за собой означало потерять скорость. – Жалко, не фрегат у нас, – расстроился Оглоедов. – Сейчас бы все забрали. Стоявший рядом дед Шугай метко заметил, что фрегату в Волге-матушке было бы тесно. – Петли амбарные за борт, – приказал Тизенгаузен. – Грузите ткань. Ох, сколько же ее! Кто хочет, может намотать себе бархатные онучи. Хм… А не поставить ли нам алые паруса? Дед Шугай метко заметил, что хотя тряпья красного полно, но команда устанет шить. – Ты прав, мужественный старик! – согласился Тизенгаузен. – Что бы мы без тебя делали? Дед Шугай объяснил, что. Утром пиратская шняга подошла к убогому селению Малые Концы. Капитан послал Волобуева с людьми на разведку. – Ну, ты расспроси там, – туманно объяснил он Волобуеву. Люди ушли и пропали. Канонир Оглоедов скучал у пушчонки, дед Шугай травил морские байки, Тизенгаузен разглядывал берег в подзорную трубу. – Сходите за ними кто-нибудь, – распорядился он. И остатки команды затерялись среди покосившихся домишек. Через некоторое время с берега донеслась унылая пиратская песня: * По-над Волгой, да над Волгой, * Да над Волгой, Волгой ой! * Раздается по-над Волгой * То ли песня, то ли вой! * Этот вой зовется песней * По-над Волгой, Волгой ой, * Потому что хоть ты тресни, * А помру я молодой! – Перепились, сволочи, – понял Тизенгаузен. – А то из пушчонки жахнуть? – с надеждой спросил Оглоедов, сглатывая слюну. Глаза у него едва не слезились, вероятно, от сострадания к поющим. – Глядишь, прибегут. Или лучше прикажите, я за ними смотаюсь? – Всем оставаться на борту! Стрелять не будем, припаса жалко. Подождем еще. Команда вернулась на борт только утром. Вид у пиратов был виноватый, дышали они в сторону. Дед Шугай за неимением боцманской дудки обошелся словами. Команда послушно изобразила подобие строя во фрунт. Канонир Оглоедов, справедливо полагая, что его это все не касается, остался у пушчонки, недобро щуря левый глаз. – Зачинщики – шаг вперед! – приказал Тизенгаузен. – Перепорю негодяев! Пираты дружно, как один, шагнули. Капитан Тизенгаузен впервые в жизни опустился до непечатных выражений. Как после метко заметил дед Шугай, капитану еще было, чему учиться, но для начала выступил он неплохо. – …А тебя, паразита, – сказал в заключение капитан, тыча пальцем в грудь огромному рыжему Волобуеву, – я с этого дня назначаю старшим помощником! – За что, барин?! – взмолился Волобуев. – А вот будешь моей правой рукой. И за каждое прегрешение этих обормотов мохнорылых схлопочешь горячих! – Может, не надо? – попросил Волобуев. – Вон же, боцман есть… Тизенгаузен покосился на деда. Дед Шугай сказал, что он уже стар для всего этого, а Волобуев в самый раз. С новообретенным старпомом шняга понеслась выискивать добычу, как укушенная. Казалось, она летела быстрее ветра. Может, у Волобуева и не было таланта моряка, зато он умел убеждать. – Что там было-то хоть, в деревне? – спросил Тизенгаузен у боцмана. Из объяснения деда Шугая следовало, что в деревне нашлась бражка, и ничего больше интересного. – И как пиратствовать с такой командой, а? – Петр вздохнул. Дед Шугай сказал, как. Через пару часов впереди показалась такая же шняга, идущая галсами навстречу. Петр схватил подзорную трубу. Команда приободрилась. Но Тизенгаузен увидел что-то такое, отчего сел под мачтой и загрустил. – Отставить, – сказал он. – Разойдемся. Встречное судно приближалось. Вот уже стало видно, как над ним вьется дымок самовара. – Эй! – раздалось над Волгой-матушкой. Тизенгаузен вобрал голову в плечи. – Да это же Петя! Тизенгаузен! Петюнчик! Эй, на барже! Лом не проплывал?! Ха-ха-ха-ха-ха!!! Пираты заскрипели зубами. Капитан молчал. – Петюнчик! Ты ли это? Спускай паруса! Давай к нам чай пить! Ой, глядите! Да у него флаг пиратский! Эй, Петюня! Дружище! Гроза морей! Ха-ха-ха!!! Тизенгаузен сидел красный, как вареный рак. – Капитан! – прошептал канонир Оглоедов. – А то жахнуть? Петр молча показал ему кулак. Шняги сходились под свист и улюлюканье с одной и гробовое молчание с другой. – Адмиралу Тизенгаузену – ура! – надрывались на встречном судне. А вот этого не надо было. Потому что Петр переменился в лице, вскочил на ноги, прошел к рулевому, отодвинул его и взял управление. – К повороту, – сухо приказал он. – Слушай меня. Абордажа не будет. Оглоедов! Бей картечью по парусам. Бери выше, если кого там зацепишь – не пощажу. Пиратский экипаж, до этого переносивший унижение стоически, теперь с горящими глазами бросился по местам. «Чайка» пошла на сближение. – Давай, Оглоедов, – сказал Петр. – Покажи им. Пали! Жах! У пушчонки засуетились, заряжая. Жах! На встречной шняге поднялась суматоха, там махали руками, истошно орали, кто-то сиганул за борт. Паруса у встречного были уже как решето, а Тизенгаузен целил острым носом «Чайки» ему под корму. – К повороту! В последний момент «Чайка» легла на бок. Хрясь! Мелькнули белые лица, раззявленные рты, воздетые кулаки – и промелькнули. – Пусть теперь походят по матушке по Волге, без руля-то, да без ветрил, – сказал Тизенгаузен. – Чего молчим, пиратские морды? – Ура капитану Тизенгаузену!!! – раздалось над великой русской рекой. – Ура! Ура! Ура! Петр Тизенгаузен стоял на корме, твердой рукой направляя «Чайку» к великим свершениям. Над коротко стриженой головой капитана развевался пиратский флаг. Водный приступ к богатому торговому селу Большие Концы стерегла крепостица. Это ветхое сооружение, возведенное, сказывали, аж при царе Горохе, было в новейшие времена оснащено российским штандартом и пушечной батареей при инвалидном расчете. Сейчас штандарт грустно висел книзу, пушки убедительно торчали из бойниц, инвалиды безалаберно покуривали на крепостной стене. «Чайка» заблаговременно спустила пиратский флаг, прикидываясь гражданской посудиной. Тизенгаузен рассчитывал сбыть в Больших Концах награбленную мануфактуру, пополнить запас провианта да разузнать новости. Не тут-то было. Едва шняга приблизилась к крепостице на выстрел, одна из четырех пушек окуталась дымом, шарахнула, и по курсу «Чайки» поднялся водяной столб. – Ну-у, началось… – бросил Петр, стараясь не подавать виду, что на душе заскребли кошки. Он послюнил палец и высоко поднял его над головой. Ветер дул еле-еле, впору было сажать команду на весла. – Проскочим? Или не проскочим? – подумал вслух Петр. – На таком ходу не проскочим, – уверенно сказал канонир Оглоедов. – Там в наводчиках Федор Кривой. Ему, заразе, целиться самое милое дело: лишний глаз не мешает. Сейчас еще далековато, а чуть ближе подползем – утопит нас с одного залпа. – Откуда знаешь? – удивился Петр. – Так Федор мой учитель, – гордо сообщил Оглоедов. – Я на этой самой батарее служил малость, пока в острог не загремел. – За что посадили-то? – За страсть к пальбе, – непонятно объяснил Оглоедов. – Понятно, – сказал Тизенгаузен. – Эй, старпом! Ложимся пока в дрейф, а там видно будет. – Боцман! – рявкнул Волобуев. – Ложимся пока в дрейф, а там видно будет! Дед Шугай метко заметил, что кричат людям прямо на ухо только глухие и тупые. От крепости отвалил ялик и неспешно погреб к «Чайке». Тизенгаузен, заложив руки за пояс, стоял под мачтой и размышлял, не поднять ли снова пиратский флаг, раз уж такое дело, но не мог решиться. Теплилась еще надежда, что им отсигналили по ошибке. А может, вышло предписание каждое судно так встречать в Больших Концах – ради предотвращения. Ялик подвалил к борту. В лодчонке оказался красномордый прапорщик, неопрятный и пахнущий сивухой. – Который здесь будет капитан Тузигадин? – спросил он. – Примите от коменданта пакет, ваше благородие. Петр сделал каменное лицо и взял письмо так лениво, будто пакеты от комендантов приходили к нему каждый Божий день. – Подождите ответа, милейший, – буркнул он. – Дык, – прапорщик кивнул. – Ага, и ты здесь, Оглоедина, морда разбойная? Дома не сидится, в истопники подался? – А дома-то что хорошего? – мирно отвечал Оглоедов. – Баба постылая, работа каторжная, да семеро по лавкам. – Узнаешь теперь работу каторжную, – пообещал ему прапорщик. Петр развернул письмо. «Милостивый государь Петр Петрович! – писал комендант. – Поскольку велено мне губернатором бесчинства на Волге-матушке прекратить, и самого вас, сыскав, представить, осмелюсь рекомендовать следующее. Сдавайтесь-ка вы, голубчик, подобру-поздорову, пока дело не зашло слишком далеко. Нынче еще можно ваше предприятие обрисовать как неумную проказу и выставить вас перед губернской властью, простите всемилостивейше, молодым романтическим идиотом. Смею надеяться, отделаетесь порицанием и вернетесь домой вскорости. Проявите благоразумие. То же и папенька ваш советует, от коего передаю сердечный привет и полное прощение». Тизенгаузен сложил письмо вдвое, потом вчетверо. Снова развернул. Перечитал. Опять сложил. Окинул взглядом своих людей. Команда ждала, что скажет ей капитан, затаив дыхание. В глазах флибустьеров горели собачья преданность и русская надежда на авось. Даже «молодой романтический идиот» сообразил бы, что станется с экипажем, вздумай «Чайка» сдаться. Пока Петр с комендантом будут гонять чаи, пиратов закуют в кандалы и ушлют куда Макар телят не гонял. Ибо что положено Тизенгаузенам, то не положено Оглоедовым. А ведь Петр обещал им Кюрасао. – Флаг поднять… – хрипло выдавил Тизенгаузен. Его не расслышали, команда заволновалась. Петр откашлялся. – Флаг поднять! – звонко скомандовал он. – Эй, прапорщик! Живо на борт. Ты мой пленный. Прапорщик оттолкнулся было веслом, но красномордого выцепили багром за шкирку и с хохотом втянули наверх. – Это вам даром не пройдет, – сказал прапорщик, лежа на палубе. – Нет такого закона, чтобы государева человека за шиворот таскать. – Принайтуйте государева человека где-нибудь на самой корме, а то от него воняет, – распорядился Петр. – Боцман! Всем по чарке за почин сражения. – Ура капитану Тизенгаузену! – взревела команда. На мачте взвился черный флаг. Под ним «Чайка» сразу как бы приосанилась, заново ощутив себя не мирной речной шнягой, но отчаянным пиратским кораблем. Крепость снова окуталась дымом и шарахнула аж во все четыре ствола. Комендант давал понять, что принимает вызов. Петр ждал водяных столбов, но их не было. – Берегут ядра, – объяснил канонир Оглоедов. – А вот продвинемся корпусов на десять – накроют нас. – Боцман! – позвал Тизенгаузен. – Непорядок на борту! Всем по чарке – значит, и капитану тоже! Водка была теплая и отдавала купоросом. Петр запустил руку в бочонок с квашеной капустой, нагреб посвежее, принялся жевать. Ничего умного в голову не шло. Проскочить мимо батареи в темноте при таком безветрии можно было и не думать – ночи стояли, как назло, самые лунные. Болтаться в виду Больших Концов, ожидая свежака, тоже представлялось глупым. На пристани за крепостью уже толпились любопытствующие. Петр раскрыл подзорную трубу. Так и есть – народ тыкал в «Чайку» пальцами, обидно смеясь. С крепостной стены инвалиды делали неприличные жесты. Того и гляди задницу покажут, сраму не оберешься. «Что бы сделал на моем месте пиратский капитан? – размышлял Петр. – Интересно, а кто тогда я? Пиратский капитан. Ну, и как бы ты поступил, капитан Тизенгаузен? Наверное взял бы противника на испуг. А ведь это мысль!». – Давай на весла, пиратские морды, сдадим назад чуток. Под язвительный хохот, доносящийся с пристани, «Чайка» отошла от крепости, приблизилась к берегу и отдала якорь. – Волобуев! Сажай в ялик людей сколько поместится. И ружья возьмите! Лодчонка ходко почесала к прибрежным кустам и скрылась в них. Назад греб один Волобуев. Но Тизенгаузен в трубу видел: люди никуда не делись, лежат вповалку на дне ялика. А вот из крепости разглядеть это было нельзя. Ялик сновал туда-сюда, притворяясь, будто высаживает десант. Выглядело это однозначно: пираты, сообразив, что миновать крепость водой не смогут, решили приступить к ней с суши. Угроза была вполне значимой. Сколько пиратов на шняге, комендант точно знать не мог, но грузоподъемности суденышка как раз хватало для команды, способной душевно начистить рыла инвалидам с батареи. Вся надежда крепости в случае приступа была только на пушки. Сделав вид, что высадил две дюжины буканьеров, Тизенгаузен прибрал ялик к корме и стал выжидать. Смеркалось. Наконец комендант не выдержал. Длинное рыло одного из орудий втянулось за стену. Потом другое, третье… В крепости шла ожесточенная работа: инвалиды, обливаясь потом, перетаскивали батарею, готовясь отражать атаку с берега. Над Волгой-матушкой стояло вечернее безмолвие, в котором издали слышна была многоголосая ругань и извечное русское «Э-эй-ухнем! Эй, зеленая, сама пойдет!». – Как же, пойдет она сама… – канонир Оглоедов только хмыкнул. – Пупок развяжется, тогда с места сдвинется. – Мы – когда?.. – коротко спросил его Тизенгаузен. – Рано, капитан. Сейчас они четвертую оттащат и замертво упадут. Я скажу, скажу. Ветер стих окончательно. Команда вся сидела на веслах, даже вонючего прапорщика к делу приспособили. И ялик спереди запрягли. – Теперь время! – прошипел Оглоедов. – Команда, слушай! – шепотом крикнул Тизенгаузен. – И-и-раз! «Чайка» легко тронулась, набирая ход. До самой крепости дошли безопасно, потом шнягу заметили – над стеной раздался матерный визг, хлопнул ружейный выстрел. – На-кося, выкуси! – заорал Волобуев. – И-и-раз! Навались, православные! – Ё!!! – отозвались православные. Инвалиды даже не пробовали вернуть пушки на место – ясно было, что не успеют. «Чайку» обстреляли из ружей, одна пуля засела в борту, другая расщепила весло. – А то ответим, капитан? – с надеждой спросил Оглоедов. – Было бы, на кого припас тратить! – заявил Тизенгаузен надменно. – Впрочем… Пальни разок, чтоб знали. Только не вздумай по флагштоку. Там штандарт с гербом российским. – Знамо дело, – заверил Оглоедов. – Мы же русские пираты, чай не немцы какие. Пушчонка хажнула картечью по крепостной стене, выбив из нее облако пыли. Под громовое «Ура капитану Тизенгаузену!» шняга уходила вдаль по Волге-матушке.
Степан: Наконец крепость осталась позади. «Чайка», облаянная собаками и ночным сторожем пристани, благополучно миновала Большие Концы. Выпили по чарке. Настроение на борту царило безмятежно-возвышенное. До флибустьеров дошло, что они ненароком совершили взаправдашний подвиг, и обязаны этим своему капитану. – А с государевым человеком что делать? – спросил Волобуев, предъявляя капитану прапорщика, взопревшего от весельной работы. – За борт, – небрежно бросил Петр. – Заодно и помоется. Государеву человеку, дабы не утоп случаем, вручили бочонок из-под квашеной капусты. – Раздайся, грязь – дерьмо плывет! – скомандовал канонир Оглоедов. Прапорщика метнули за борт так рьяно, что он верных полпути до берега летел по воздуху. Бултыхнуло. – Это вам даром не пройдет! – донеслось издали. – Нет такого закона, чтобы государева человека в воду кидать… Дед Шугай сказал, какой зато есть закон. – Ну, ты полегче, старина… – ласково попросил Петр. – Ох, да что это с тобой? В лунном свете все казались бледными, но лицо деда было белее, чем хорошо накрахмаленное исподнее. Петр пригляделся и увидел, что плечо Шугая криво перевязано набухшей тряпицей. – Ерунда, ваше благородие, – сказал боцман. – Пульку словил из крепости. Бывало и хуже. Заживет, как на собаке… Тизенгаузена равно ужаснули ледяное спокойствие деда и внезапное исчезновение из его речи морских слов. Капитан смекнул: дело худо. – К берегу! – потребовал он. Дед Шугай удивленно посмотрел на капитана и вдруг упал. На берегу Тизенгаузен приказал развести костер, вскипятить воды, порвать на бинты чистую рубаху, принести со шняги фонарь, острый нож и иголку с ниткой. Приготовлениями руководил Волобуев. – А это надо? – опасливо спросил он, глядя, как Тизенгаузен самолично правит нож на оселке. – Авось оклемается наш боцман. А гикнется, так на то и Божья воля, значит. – Не боись, – заверил Петр. – Я же дворянин, если ты забыл. – Как можно! – Волобуев даже обиделся. – Любого дворянина с самого детства учат воевать, – объяснил Тизенгаузен. – А заодно и штопать дырки, которые случаются в людях от войны. Лекарь я, конечно, неумелый, но пулю извлечь, промыть рану и зашить ее – смогу. Иначе вспыхнет в ране антонов огонь, и если придется руку отрезать, считай, еще повезло. Нужен тебе однорукий боцман? – Капитан дело говорит, – подтвердил канонир Оглоедов. – Петр Петрович, ваше благородие, сколько водки в деда заливать? Тизенгаузен бросил короткий взгляд на Шугая, который что-то невнятное бормотал в бреду. – Всю, – сказал Петр. Пиратская шняга пряталась в камышах целый день, с нее для большей скрытности даже сняли мачту. Команда стирала бельишко, чинила одежонку да рыбачила, стараясь особо не высовываться. Троих самых неприметных Тизенгаузен послал берегом в Большие Концы, продать на рынке шелка, прикупить водки и чего-нибудь вкусненького. – Вернетесь пьяными – оставлю на берегу, – сказал капитан. – Не вернетесь – тем более. Волобуев тоже очень хотел сбегать в село, но он был рыжий и высокий, такой сразу бросится в глаза. Оглоедов со вздохом сказал: «Меня там слишком хорошо помнят, нюхнули они моего пороху…» – и даже не попросился. Впрочем, обоих Тизенгаузен не отпустил бы. Из рыжего детины буквально на глазах вырастал отличный старпом, а уж с канониром «Чайке» слишком повезло, чтобы им хоть как-то рисковать. Дед Шугай тихо похрапывал и улыбался во сне. Лицо его налилось здоровым румянцем, то ли от водки, то ли вообще. Посланцы вернулись мало что трезвые, так еще и удачно поторговавшиеся. Разузнали новостей: комендант рвет и мечет, затеял пороть своих инвалидов, а народ радуется. – Чему радуется-то? – не понял Тизенгаузен. – Пираты нос властям утерли, тут сердиться надо бы. Ну, народ… Ну, страна… – Это в вас немецкая кровь бунтует, ваше благородие, – подсказал Волобуев. – Порядку ей хочется. – Да сколько ее, той крови, осьмушка разве, – Петр безнадежно махнул рукой. – Русский я – и по пачпорту, и по физиономии. А все одно в толк не возьму, отчего на моей родине, куда ни плюнь, такой перекосяк. Дед Шугай сказал, отчего. Голос его звучал еще слабо, но вполне убедительно. – Ура! – воскликнул Петр. – Боцман с нами! Налейте-ка мне по такому случаю. Водка была теплая и отдавала олифой. Тизенгаузен привычно пошарил рукой, но бочки с квашеной капустой рядом не нашлось. – Ну? – спросил он неопределенно. – Готовы к отплытию, – доложил Волобуев. – Идем на Куросаву! – На Кюрасао, – поправил Петр. – А ведь придется вам, братцы, учить нерусские языки. Там по-нашему не говорят. – Не умеют? – удивился Волобуев. – Научим. – Всех не научишь. Карибское море, – сказал Петр, – это тебе не Волга-матушка. – Нешто нерусь такая тупая? – удивился Волобуев. Дед Шугай метко заметил, что тупые всюду есть. С тем и отвалили. Некоторое время плыли без происшествий. Горизонт был пуст, еще пустынней выглядел берег. Оглоедов начищал свою пушчонку, Волобуев следил за порядком, дед Шугай, временно освобожденный от боцманских обязанностей, выздоравливал. Сыграли забавы ради боевую тревогу, после наловили рыбки, сварили прямо на борту вкуснейшей ушицы. – Ну, живем, – сказал Тизенгаузен, поглаживая сытый живот. – Будто не пираты, а обыватели какие, самовара не хватает с баранками. – Гармошку бы еще, – поддакнул Оглоедов. И затянул веселую пиратскую песню: * Как по матушке по Волге, * Да по Волге-Волге, ё! * Проплывает да по Волге * Вот такое ё-моё! * Проплывает вот такое, * Да по Волге-Волге, ё! * Совершенно никакое, * Честно слово, не моё! – А самовар у этих отнимем, – добавил Оглоедов, всматриваясь из-под ладони в речную даль. – Может и гармошка у них тоже найдется. Петр схватился за подзорную трубу, глянул вперед и похолодел. Встречным курсом шла черная, как смоль, пушечная барка. Паруса у нее тоже были черные, и длинный черный вымпел развевался по ветру. Тизенгаузен ждал чего угодно, только не этого. «Чайка» едва начинала флибустьерскую карьеру, а тут ей навстречу попались всамделишные истопники, русские речные пираты, те самые, что «…и за борт ее бросает в надлежащую волну». Петр думал, они остались только в былинах и рыбацких песнях, извели их на Волге-матушке, ан нет. – Это мне кажется, или у них кто-то болтается на рее? – неуверенно пробормотал Тизенгаузен себе под нос. – Дозволь обозреть, капитан, – раздалось сзади. Петр обернулся. На него выжидающе смотрел дед Шугай. Тизенгаузен отдал трубу боцману. Тот неловко принял ее одной рукой. – На плечо мне клади, – разрешил капитан. – Благодарствую, – сказал боцман, и от этой вежливости сердце Тизенгаузена натурально ушло в пятки. Дед едва глянул на барку и чуть не выронил трубу. – Holy shit! – пробормотал боцман. Тизенгаузен почувствовал, что ему становится дурно. – Там правда удавленник висит на рее? – спросил он несмело. – Там всегда кто-то висит, – тихо ответил боцман. И добавил – кто, да за какое место. Барка дала предупредительный выстрел из носовой пушки. В воду плюхнулось ядро и заскакало по невысокой волне. Петр поднял руку, давая команде понять, что раньше времени суетиться не надо. – На прямых курсах шняга от этой черной дуры не оторвется, – сказал он негромко. – Но у нас лучше маневр. Можем славно покрутиться вокруг да попортить барке обшивку. Конечно, рано или поздно накроют бортовым залпом… Что посоветуешь, старина? Дед Шугай посоветовал. – А если серьезно? Дед Шугай метко заметил, что положение серьезнее некуда. И совет его вполне к месту. Ну, можно еще выброситься на берег и ломануться врассыпную по кустам. – Я свой корабль не брошу, – отрезал Тизенгаузен. – Не для того мы отправились в путь. Он повернулся к Волобуеву и отдал приказ спустить паруса. Барка надвигалась на шнягу, как черная смерть. «Чайка» ощетинилась ружьями и топорами. Оглоедов колдовал у пушчонки. Тизенгаузен нацепил шпагу, проверил и заткнул за кушак пистолеты. – Молитесь, кто умеет! – посоветовал он команде и сам зашептал «Отче наш». – Эх, отче наш! – вторя капитану, рявкнул Волобуев. – Иже еси на небеси! Дальше забыл, короче говоря, аминь и кранты. Веселее, братцы! Не позволит Никола-угодник, верховный спасатель на водах, чтобы нас – да за просто так! Всем по чарке – и к бою! За капитана Тизенгаузена, пиратские морды! – Ё!!! – проорали пиратские морды. – Аминь! Барка тем временем тоже убирала паруса, ход ее замедлился. Палубные надстройки отливали смолью, пушечные стволы медью, матросы бегали по вантам, повешенный на рее вяло болтал ногами. Над «Чайкой» навис высокий черный борт, сверху, как приглашение, упали швартовые концы и веревочный трап. – В гости зовут, – Оглоедов недобро прищурился. – Ну-ну… – Швартовы принять, – скомандовал Тизенгаузен. – Сидеть тихо, ждать меня, Волобуев за старшего. Если не вернусь… Тогда тем более Волобуев за старшего. Не поминайте лихом. И полез по трапу. Через несколько ступенек он почувствовал, что за ним кто-то увязался. Тизенгаузен раздраженно посмотрел вниз. Там карабкался дед Шугай. – Я пригожусь, капитан, – сказал дед. Петр недовольно поджал губы и полез дальше. Вахтенные ухватили его, помогли встать на палубу. Тизенгаузен отряхнул камзол, поправил шпагу, заложил руки за спину. Все это он проделал для того, чтобы как можно позднее встретиться взглядом с капитаном барки, сидевшим под мачтой на перевернутой бочке. А когда Петр набрался храбрости поднять глаза, капитан уже глядел мимо. – Hеllo, Sugar, you, bloody bastard! What the hell are you doing here?! «Здорово, Сахар, чертов ублюдок, – перевел Тизенгаузен про себя. – Какого дьявола ты тут делаешь?». Дед Шугай ответил, какого дьявола. – Твою мать! – воскликнул пират. – Тысяча чертей! Он вытащил из—за бочки костыль и встал на ноги. Точнее, на одну. Только сейчас Петр разглядел, что другая нога у капитана деревянная. Но все равно этот пожилой богато одетый моряк выглядел смертельно опасным. От него так и несло погибелью. Одноногий ловко подскочил к Шугаю. – Я вижу, ты словил пулю. Как в старые добрые времена, не правда ли? Дед Шугай сказал, что капитан хорошо заштопал его. – Этот?.. – одноногий смерил взглядом Петра. – Капитан Тизенгаузен, – представился тот. – Пиратская шняга «Чайка». Честь имею. – …Капитан! – фыркнул одноногий, поворачиваясь к Шугаю. – Тысяча чертей! Между прочим, Сахарок, один наш общий знакомый, Слепой Пью, просил тебе передать стальной привет в печенку. Дед Шугай холодно осведомился, за чем же дело стало. – Забудь это! Я никогда не любил Пью. И он давно отдал концы. Сдох под копытами лошади. Позорная смерть для моряка, но подходящая для слепого ублюдка, не правда ли? Дед Шугай поинтересовался, сколько еще приветов у одноногого за пазухой. – Больше, чем ты можешь представить! – рассмеялся тот. – Но их незачем передавать. Вся сволочь из команды Флинта нынче в аду. Я был уверен, что и ты сыграл на дно. Какая встреча, тысяча чертей! А пойдем-ка, дружок, потолкуем! С этми словами он приобнял Шугая и увел за мачту. Петр Тизенгаузен стоял, потупившись. С одной стороны, его пока что не убили. С другой, фактически не заметили. Первое было отрадно, второе обидно. На всякий случай он выглянул за борт и ободряюще помахал своей команде. Стало еще обиднее. Это люди уважали его, готовы были пойти с ним куда угодно, но убожество их одежд, снаряжения, да и самой «Чайки» показалось вдруг невыносимым. Черная барка, надраенная до блеска, дышала настоящим морским порядком и чисто пиратской роскошью. Здесь палубу хотелось лизнуть, как леденец, а босоногие матросы носили золотые перстни. Из-за мачты слышалась ругань на нескольких языках, прерываемая взрывами хохота. Похоже, дед Шугай поверил, что старый дружок не собирается передавать ему приветов, и оттаял. «А помнишь, как Черный Пес тогда орал – где хреновина, Билли?!» «Гы-гы-гы!!!» Петр решил не прислушиваться. Долетали лишь обрывки разговора, и вряд ли из них удалось бы выудить тайну пиратского клада. Наконец одноногий, громко бухая в палубу костылем и деревяшкой, подошел к Тизенгаузену. Дед Шугай под мачтой что-то пил из пузатой бутылки и заговорщически подмигивал издали. – Имя – Серебров, – представился одноногий. – Иван Серебров. Пиратская барка «Лапочка», слыхал про такую? Петр только головой помотал. – Верно, – согласился одноногий. – И не должен был слыхать. Ведь я в доле со всеми береговыми на Волге-матушке. Тихо делаю свои дела. А ты поднимаешь, шум, привлекаешь внимание, смущаешь народ. За каким хреном – сто чертей тебе в селезенку и адмиралтейский якорь в ухо?! – Мы идем на Кюрасао, – твердо произнес Петр. Одноногого эта новость не смутила ни капельки. – Почему нет? Попутного ветра и семь футов под килем! Только смотри, парень – ты угодил между дьяволом и глубоким синим морем. Коли еще раз попадешься мне здесь, сразу вешайся на рее. Самостоятельно. Иначе живые позавидуют мертвым. Понял? Волга-матушка слишком узкая река для двоих пиратов. Остаться должен только один. Не ты. Сказано было так убедительно, что Петр непроизвольно кивнул – а не собирался ведь. – Хороший мальчик, – похвалил одноногий. – Тогда слушай. В команде у тебя замена. Сахар… то есть, Шугай останется здесь. Он уже стар для всего этого, а еще хорохорится, вот и схлопотал пулю. Ты погубишь его по глупости, будет обидно. А с тобой пойдет мой подштурманец, Ерема Питух. Славный малый, давно мечтает о Карибах. Умеет определяться по солнцу и звездам, с ним не собьешься. Теперь держи полезный совет. Ты ведь разумеешь по-аглицки, я вижу… – Немецкий и французский у меня лучше. – Даже не думай об этом. Нынче в южных морях вся сила у англичан. Ну-ка, парень, tell me your story. Петр, запинаясь, начал рассказывать, кто он, откуда, и почто собрался в пираты. – Сойдет, – перебил одноногий. – Выговор ирландский – будто полный рот горячей картошки набил. Значит, выдавай себя за ирландца. Это не трудно, они похожи на русских, такая же пьянь мечтательная. – Но почему я не могу быть русским? – хмуро спросил Петр. – Потому что русских не бывает, – веско сказал одноногий. – Это они для самих себя есть. А больше их нигде нет. И никому они не нужны на хрен. С тех пор, как государь наш Иван Грозный обозвал английскую королеву пошлой бабой, на русских окончательно наплевали и забыли. Петр недоверчиво смотрел на одноногого. Осмыслить его речи было непросто. – Парень, я знаю, что говорю. Недаром обошел все Карибы и вернулся живой да при золотишке. Я был у Флинта квотермастером. Тизенгаузен опустил глаза. Ему нечем было крыть. – Имя оставь свое, Питер – терпимо для ирландца, – наставлял одноногий. – Прозвище выдумай покороче, чтобы запоминалось. Только не слишком кровавое. Иначе могут предложить ответить за него… А будешь ты у нас… Одноногий задумчиво оглянулся на Шугая. – Ирландский лекарь, – решил он. – Ты и правда неплохо заштопал старика. – Я капитан, – глухо напомнил Тизенгаузен. – Моряк. – Моряк с печки бряк! – сказал одноногий как отрезал. – И капитан дырявый кафтан. Вот ты кто на сегодняшний день. Петр тоскливо огляделся. Команда барки издали скалила золотые зубы. Дед Шугай прихлебывал из бутылки и кивал – соглашайся, мол, дело тебе говорят. Тизенгаузен через силу расправил плечи и приосанился. – Ладно, – сказал он. – Спасибо за науку, капитан Серебров. Ну, где этот ваш подштурманец?.. Еремей Питух оказался юн, румян, застенчив и красив, как девчонка. – Что за прозвище такое – Питух? – спросил Тизенгаузен подозрительно. – Дедушка был старостой, всю деревню пропил, – объяснил юноша, стыдливо краснея. – С тех пор мы и Питухи. – А, ну это ладно, это бывает, – сказал Петр с облегчением. – Собирай вещички да ступай на борт. Назначаю тебя штурманом. – У меня карта есть, – шепотом похвастался штурман. – Бубновый валет? – съязвил Тизенгаузен. Подошел дед Шугай, обнялись на прощанье. – Ну, ты даешь, старый! – от души восхитился Петр. – У самого Флинта служил, надо же! Дед Шугай метко заметил, что многие по молодости делают глупости. Но он ни о чем не жалеет и уверен – у молодого барина все будет хорошо. Одноногий поджидал у веревочной лестницы. – Прощайте, капитан Серебров, – сказал Петр. – Не спеши, парень. Я дам тебе еще урок напоследок. Ну-ка, скомандуй, чтобы твои обормоты перегружали все награбленное ко мне. – По какому праву?! – взвился Петр, хватаясь за шпагу. – По праву сильного, – одноногий едва заметно улыбнулся. – Если ты пират, то должен это понимать, не правда ли? Тизенгаузен сокрушенно вздохнул. Он еще не совсем понял, но, кажется, начинал понимать. Осторожно двигаясь в густом тумане, флагман эскадры Де Рютера вдруг с отчетливым хрустом подмял под себя что-то небольшое и деревянное. Это оказалось утлое суденышко, на котором все то ли спали, то ли были мертвецки пьяны. Судно буквально развалилось, но команду удалось выловить и поднять на борт флагмана. Спасенные опасливо сгрудились на баке. Впереди плечом к плечу стояли капитан Петр Тизенгаузен, старпом Волобуев, канонир Оглоедов и юный штурман Еремей Питух. – Как ваше имя, сударь?! – спросил вахтенный офицер, наметанным глазом опознав в Тизенгаузене старшего. – Питер… – начал Тизенгаузен. И тут громадный Волобуев случайно наступил ему на ногу. – Блядь! – от души сказал капитан. © Олег Дивов
Nick: Ищу жену – Алло! Здравствуйте. Это брачное агентство «Гименейка»? – Да. Здравствуйте, чем могу помочь? – Девушка, я ищу жену. Для себя. Меня зовут Николай, мне тридцать пять, и у меня есть несколько обязательных требований к кандидатуре. Вы можете записать? – Да, уже пишу. – Мне нужно, чтобы она не умела готовить. Да, совсем. Например, друзья на Новый Год пришли, а на столе блюдо с холодцом и из него лапы куриные с когтями торчат. Или вермишель «Доширак» запаривала мне каждое утро, а она у нее слипалась. А в идеале, просто духовку зажигала, а утварь всю оттуда забывала доставать, чтоб у меня на ужин были только горелые сковородки. Дорого и со вкусом. Со вкусом тефлона. – Понятно. Записала. Что еще? – Хочу, чтобы она не брилась. Совсем. Или только одну ногу, а на другой такие жесткие волосы росли, что ею наличники можно было шкурить. А в остальных местах специально отращивала, и я бы зимой руки грел в зоне бикини, как у медведя в паху. – …в паху. Есть, записала. – Еще чтобы она косметикой не умела пользоваться. Когда красилась, на Гитлера или на Вуппи Голдберг становилась похожа. – Да, да, конечно, это без проблем. Записала. – Очень нужно, чтобы она была нечеловечески тупая. Это одно из основных условий. Чтобы даже читать не умела, точнее, во время учебы в ПТУ разучилась. Чтобы путала правую ногу и левую руку и в театре в ладошку подошвой хлопала. Чтобы грецкие орехи зубами колола и только скорлупу ела. Чтобы думала, что «патиссон» – это такой граммофон, а что такое граммофон, вообще не знала. Чтобы… – Поняла, поняла…Есть у меня одна такая на примете. Дальше. – Хочу, чтобы мозг мне выносила с утра и до вечера. Каждые пять минут на мобильный звонила и спрашивала, когда я дома буду. А потом сразу на рабочий перезванивала и проверяла, не спетлял ли я куда. – Ну, тут тоже никаких проблем нет. – Чтобы у неё и мать, и мачеха были. А у меня, соответственно, две тещи – одна уезжала, а другая сразу, вот просто немедленно, погостить приезжала и на нашей кровати спала, а я – на кухне на раскладушке поломанной или на полу. Все лето они бы вообще вдвоём у нас жили. И чтобы одна храпела, как Боинг, а другая напивалась и в домашнем караоке шансон орала голосом глухой воровайки до пяти утра. А ровно в пять просыпалась та, что храпела, начинала греметь кастрюлями вокруг моей раскладушки и рассказывать какой я мудак, и обязательно удивлялась при этом, как это мне её дочуру ненаглядную удалось отхватить и загубить ей жизнь. – Дубль-теща это посложнее будет, конечно, но если поискать... – Чтобы каждый раз, слышите, каждый раз, без исключения, садясь за руль, она била мою и чужие машины. Желательно, подороже. И хоть разочек Майбах олигарха какого-нибудь в овраг спихнула, так чтобы я от безысходности родного брата Диму на органы сдал. – Угу. Есть такое дело. В интимных вопросах есть какие-нибудь предпочтения? – Да. Хочу, чтобы в постели она была настоящей жрицей. – Хоть одно нормальное желание. Так и пишу – жрица любви. – Нет. Просто жрица. Постоянно в кровати жрала хлеб с салом, пряники и сухари, а я весь, с ног до головы, в крошках спал, как котлета «по-киевски». Чтобы тут же ела борщ с говяжьими костями, а руки о пододеяльник вытирала. А кости, фантики от конфет, огрызки всякие и грязную посуду под кровать кидала. – И еще. Если мы будем с ней сексом заниматься, пусть она меня «хухрик» или «писюша» называет. Еще хочу, чтобы она моего члена боялась и, увидев при свете, закрывала лицо руками и кричала так, будто это гадюка. И в постели все время что-то симулировала: преждевременный оргазм, эпилепсию, брюшной тиф, только бы ни в коем случае не доставить мне удовольствие. – Ну, таких мастериц у нас полно. Еще что-то есть? – Хочу, чтобы у неё сиськи были такие маленькие, что даже сосков не было видно. – Это как? – А так. Вместо сосков – два пупка. Ну, чисто с друзьями поржать. Чтоб они в гости к нам пришли, а я такой – хоп, футболку на ней задрал – смотрите, соски шиворот навыворот, гы-гы. Ну, это не обязательное условие, можете не писать. – Понятно. Что еще? – Чтобы она через неделю после свадьбы набрала двадцать килограмм, потом два года их мучительно скидывала, жрать мне из солидарности не давала. Кое-как сбросила пять, потом набрала еще десять, и после всего этого у неё даже нос стал целлюлитный. Это обязательно, подчеркните там у себя. – Подчеркнула, что дальше? – Хочу, чтобы она педикюр никогда не делала, и ногти на ковер грызла. И только тогда, когда я обедаю. А еще никогда за собой не смывала унитаз. Прокладки использованные прямо в свое гавно кидала и никогда, запишите, никогда не смывала. Чтобы в раковину мочилась, как в биде, ногу по-собачьи задирала и фонтанировала, брызгаясь на зубные щетки. Запишите, это важно. – Записала. – Хочу, чтобы она меня все время воспитывала, переделывала и при этом считала, что я ей по гроб жизни за это обязан. Прям сразу, только я бутылку пива выпью, гнала меня кодироваться и горстями «Эспераль» в суп сыпала, а я потом в красно-сиреневых пятнах сидел и задыхался. За каждую сигарету наказывала рублем и не давала деньги на проезд, чтоб я двадцать километров до работы пешком шел, дышал свежим воздухом автострады, а не вредным табачным дымом. – Это вообще не вопрос. Так почти все делают. – Очень важно, чтобы она животных любила. И у нас жили пять кошек, три бродячие лишайные собаки, два диких селезня, попугайчики без счета и сумасшедшая цапля на балконе. Да, и еще рыбки. Полная ванна карасей, чтобы я душ по колено в карасях принимал, а они бы меня за ноги кусали. А цапля мне курить на балконе не давала и клевала в живот. – В живот? – Да, да. А еще хочу, чтобы она всё время мне что-то рассказывала. – Цапля? – Какая цапля?! Вы тоже не знаете, что такое «патиссон»? Не цапля, жена, конечно. Чтоб ни на секунду рот не закрывался. Открывала дверь из туалета, громко какала и кричала мне про свои невероятные приключения за весь день. О том, как она в маршрутке на переднем сиденье ехала, как три часа чай с очень вкусными вкусняшками на работе пила, как полкило кутикул с себя настригла и как купила себе ушные палочки ровно в семнадцать раз лучше, чем у Людки, но по той же цене. – Это все? – Нет. Самое главное. Это должна быть такая стервозная непредсказуемая сука, что все бешеные собаки района захлебывались бы слюной от зависти. Вот теперь все. – Вы знаете, Николай, такого чудовища, как вы хотите, в природе нет, не то, что у нас в агентстве. – Как нет?! Я с ним, то есть с ней, пять лет прожил. Неделю назад ушла в неизвестном направлении. Сказала, что я её недостоин. – Так радоваться надо. Зачем вам еще одна такая? – Привычка. Соскучился. – Сейчас посмотрю новые поступления. Вот есть что-то похожее. Тридцать пять лет, зовут Галя, на фото какой-то чернокожий Гитлер. Написано «люблю шашлыки, животных и Шопенгауэр». – Это она! Моя Галочка! Она думает, что Шопенгауэр – это город в Европе. Куда ехать? Я могу примчаться прямо сейчас! – Пишите адрес… ---------------------------- © mobilshark
Nick: Про Леху, Витька и почти одиночное плавание Леха греб третий час. Витек дремал на корме лодки, вздрагивая во сне. Над ними раскинулось звездное небо и полная луна, символизирующая полную жопу в перспективе. На хуй он повелся на эту ночную рыбалку, Леха не знал и сам. Когда после выдутых четыре по полкило, Витек предложил спиздить лодку с причала и порыбачить, он и не подозревал, что их плавание может затянуться. Они вышли в море еще до того как зашло солнце. Удочки забыли на берегу. Зато не забыли прихватить еще ящик пива. Рыба на пиво не клевала. Леха, как заправский флибустьер орудовал веслами, а его дружок орал морские песни и пытался изобразить танец «Яблочко». Потом они покурили. Потом как то одновременно задремали. А потом Леха открыл глаза и не увидел берега. Зато он увидел Витю, спящего в обнимку со спасательным кругом. Леха растолкал приятеля и культурно спросил: - Где земля, долбоеб? Витек промычал в ответ, что он не брал и вообще ему завтра на работу и ебаться он не хочет. Пришлось ткнуть его в бок кулаком и слегка поелозить лицом о борт. Витя пришел в себя. - Мы где? - В пизде – Леха нервничал – скажи мне, придурок, на хер мы поперлись ночью в море? - Так порыбачить – Витя огляделся. Его мозг постепенно просыпался и начал осознавать увиденное глазами. А увидели они бескрайнее море и приближающуюся пиздюлину. Ну, последнюю, конечно видно не было, но она ощущалась… И, то и другое не сулило ничего хорошего – А я что тебя заставлял что ли? - До хуя рыбки наловил, Костя-морячек недообработанный? Лупалы свои продирай и включай зачатки мозга. Как выгребать будем? И куда? - А давай на юг. Там тепло и фрукты круглый год. – Витя проснулся окончательно. - На хуюг! Ты хоть знаешь, где он находится? - Я знаю, что мох растет на деревьях со стороны, где север. Меня дядька учил. Он геологом был и много знал. Как из БФ спирт сделать, например, или как по зарубкам дорогу к привалу найти. - До хера ж ты тут зарубок нарубал. Давай теперь, прямо по ним… к привалу. - Ну, у меня еще хуй постоянно по утрам на восток стоит. Людка говорит, что это какая-то аномалия, но я думаю просто дар. – Витя гордо посмотрел на Леху. Терпение последнего заканчивалось - Мох у тебя в башке вместо мозгов. И распределен он по всей черепной коробке не зависимо от сторон света. Давай, надрачивай свой компас, я отвернусь если что. - Ты что? Я не дрочу с седьмого класса. Это противоестественно. – Витек отвернулся - А может лучше по звездам поплывем? Как пират Дрейк. Я читал в детстве. Надо найти самую яркую звезду на небе и грести на нее. Она, кажется, Полярной называется. Давай поищем. Звезд на небе было до хуя. Еще там светила Луна. Еще, какие-то планеты. Возможно, даже летали кометы и искусственные спутники, фотографирующие разнообразные секретные объекты. Яркость всего этого многообразия была примерно одинаковая. Начали вспоминать основы астрономии. Вспомнили что-то про Большую и Малую медведицу. Про то, что Витек по знаку зодиака Козел. Ну и по жизни в нем тоже было что-то от парнокопытного. Еще на память пришли, какие-то зеленые человечки, которых гонял с полгода назад отчим Витька, называя их гуманоидами. Но как это могло помочь добраться до берега, было не понятно. Знаний явно не хватало. Витя опустил руку за борт. Вода была мокрой и холодной. Ее было много. Слишком много. Почему то сразу захотелось пить. Парадокс утренне-ночного сушняка заключается в том, что воды целое море, а пить нечего. - Блядь! Пить охота. – Витек жадно смотрел на прохладную гладь воды, выпивая ее глазами. – А если сделать глоточек, ничо не будет? - Сделай. Животным можно. У тебя ж мозгов меньше чем у камбалы, так что тебе не повредит. Витя насупился и затих. Леха бросил весла и снова тоскливо посмотрел на небо. Где-то там ему подмигивала заветная Полярная звезда: - «Хорошо хоть тихо. И дождя нет. А то бы вообще охуели» - подумал он….Через пятнадцать минут они все таки охуели. Откуда-то набежали тучи. Подул ветер. И пошел дождь. Дождя, как и моря, было много. Хватило и чтобы напиться, и чтобы заебаться вычерпывать его из лодки. Когда он прекратился, небо стало сереть. Наступал рассвет. Пить уже не хотелось, зато захотелось есть. Обшарили лодку в поисках съестного. В ящике под банкой нашли немного масла. Машинного. Пару старых кроссовок и подмоченный журнал «Катера и яхты». Познавательно, но малопитательно. - Слушай – Витек снова обратился к товарищу – а я помню, что когда есть нечего было, моряки сапоги ели и ремни. Может попробуем? Впиздячим по кроссовочку? - Блядь, Витюша, а я читал, шо потерпевшие кораблекрушение начинают хавать друг друга. Може тоже попробуем. Отхуярим тебе руку и погрызем? - Та пошел ты на хуй! Давай тебе отхуярим. - Давай. Только у меня ты можешь просто отсосать. Глядишь, и чувство голода притупится. А если будешь стараться, так вообще наешься. - Греби лучше и не пизди. - Ща ты у меня выгребать по ебалу будешь, и в мире одной жертвой кораблекрушений станет больше…. …Они замолчали. Море билось волнами о борт не ласково и совсем не романтично. Есть хотелось еще больше. - Может, попробуем рыбу поймать. Или птицу, какую-нибудь. Водятся же в море, какие-то птицы? – Жирная чайка уселась на нос лодки, как бы отвечая на Витин вопрос. Она была похожа на Мартина – друга Нильса, того самого, который с помощью палочки и девяти дырочек победил целое войско. Леха помнил эту сказку с детства. Она ему нравилась. Чайка тоже. Ну, не помнила, а нравилась Лехе. Было в ней что-то завораживающее. В глазах друзей она уже вертелась в шкафу гриль и обильно поливалась кетчупом. - Ни спугни – прошептал Леха. Витя сидел, боясь пошелохнуться. Чайка, словно дрессированная, прошлась по борту и, лениво взмахнув крыльями, уселась Витьку на голову. - Сиди, сука, и не дергайся – Леха осторожно достал весло из уключины. Чайка искоса посмотрела на его манипуляции и, почувствовав что-то неладное, начала активно срать. Размах.…Птица была ловкой и проворной. Витя - медленным и неуклюжим. Леха – не точным. Все эти три составляющих сложились в картину съебывающегося в облака пернатого, поломанного весла и выпавшего за борт матерящегося Витька с разбитой головой. Завтрак сделал круг почета над лодкой. Еще пару раз прицельно серанул на свежую рану мокрого Витька и пизданув на прощание – «Ааа!!-Аааа!!» - что в переводе с чайкинского языка означало – «Сидите голодные, придурки» - упиздила на встречу новым приключениям. Витя за бортом сказал ей на прощание несколько напутственных слов, пожелал счастья в ее большом перелете и не забыл напомнить об сущности происхождения всех пернатых по классификации которой все они явились на свет через жопу (что, в принципе является правдой), состоят в половых отношениях друг с другом, с рыбами, с дельфинами и с самим Витьком. Вообщем текста было много. Витя оглашал криками водную гладь и дрейфовал за лодкой словно Ди Каприо за айсбергом. Потом он замолчал. Потом заорал с удвоенной энергией, в несколько гребков достиг плавсредства и влетел в него окатывая Леху фонтаном брызг. В плавках у Витька что-то шевелилось. -Что, компас заработал? – Леха явно издевался. - Там что-то есть! – Витя орал, словно курсистка пансиона благородных девиц, лишаемая девственности пьяной революционной матросней. Он прыгал по лодке как брачующийся кенгуру и пытался стянуть с себя мокрые трусы. - Витек! Ну его на хуй – Леха возмутился не по детски – Че ты орешь? Ты радуйся, что у тебя что-то там есть, а не паникуй. Было бы там пусто вот тогда самое время издавать подобные звуки. И не вздумай тут Тарзана изображать. Ни сказочного, ни мужа Наташки Королевой. Не надо. Моя нежная психика не выдержит подобного зрелища. Витя стащил наконец то плавки. Ну не совсем на конец. Потому что конец был занят небольшой, размером с ладошку, рыбкой. Она трепыхалась на хую борясь за свою жизнь. - Сосет? – спокойно спросил Леха - Грызет, падла! – проорал Витек - Че там грызть то? Ты, бля, ни телку нормальную, ни рыбку на свой член поймать не можешь. Давай, отдирай это недоразумение от своих причиндал и прекращай пугать всю морскую флору своими воплями. - Та не отдирается, сука! Она мне сейчас откусит хер и что я Людке скажу?!?! - Лучше бы откусила – задумчиво ответил Леха – Потому что как ты объяснишь ей, что приехал с моря с хуем в синяках и погрызенным как молодой початок кукурузы, я не знаю. То, что не догрызет рыба – дооторвет Людка. Это без вариантов. Рыба отрываться от хуя никак не хотела. Ей там понравилось. Возможно она получала эстетическое и сексуальное удовлетворение от контакта с Витиным членом, а может просто приняла его за гигантского (даже Витин хуй в глазах этого мелкого представителя морской жизни мог показаться таковым) червяка. Кто там знает, что у рыбины в голове. В конце концов, она устала бороться с судьбой и Витей и, разомкнув челюсти, плюхнулась на дно лодки, жадно хватая ртом воздух. Витек злобно пнул подлую развратницу и, осмотрев свое хозяйство, пришел к неутешительному выводу – пиздюлей от Людки не избежать. В прошлом году когда он показался ей на глаза с таким же хуем, но покусанным Танькой с Лесной, ему пришлось две недели лечить не только хуй и хламидиоз, но и легкое сотрясение мозга с переломанным носом. У Людмилы рука была тяжелой. Особенно когда в ней оказывалась подходящий предмет. В тот раз в руку удачно лег утюг. - Давай ее сожрем – Витек решил отомстить по-полной. - Как бы тебе сказать. Ну, вот смотри. Сожрать того, кто только что сосал твой хуй я не смогу. Принципы не позволяют. Да и сам подумай. Может она тебе удовольствие хотела доставить, а ты, как Лектор Ганнибал ее рррраз, и на зубок. Если хочешь отомстить, то лучше тоже укуси ее за хуй. И дело с концом. – Леха явно издевался. - А у рыб есть хуй? - Блядь! Да нет конечно. Это тебе не дельфин или кашалот какой-нибудь. Ты совсем ополоумел . Выпусти ее в жопу. Ну, в море в смысле – пояснил Леха – а то я уже боюсь, что ты все буквально понимать начал. - Вот так просто взять и отпустить? - Нет, сука. Можешь три желания загадать. Только не забудь хотя бы в одно попросить чтобы на горизонте показался какой-нибудь кораблик. А потом уже мозги и пиво проси…. ….На горизонте показался какой-то кораблик. Прогулочный катер вез пьяных в дым туристов с лебединого острова, где они на славу нажрались и погоняли несчастных птиц по всем закоулкам этого клочка суши в открытом море. Собственно говоря, из огромного количества белых птиц лебедь там был только один. Роль остальных успешно выполняли гуси, периодически завозимые туда турагенством. Дорога до острова занимала около трех часов и поэтому когда любители слиться с дикой природой доплывали туда, им уже было по хуй - кто там живет. Пить обычно начинали задолго до отправления и уже на полпути не отличили бы и чайку от домашнего петуха…. Витя с Лехой орали так, словно их пиздили пьяные гопники из соседнего двора. Витек, вдобавок, размахивал трусами, надетыми на весло, а Леха пытался разжечь сырые «Катера и яхты». «Яхты » загорались плохо. Зато неожиданно хорошо занялась сама лодка. Когда они уже потеряли надежду быть замеченными и услышанными, на них все- таки обратили внимание. Единственным трезвым существом на прогулочном судне была такса некоей дамы предбальзаковского возраста. Сама дама видеть ничего не могла, поскольку уже минут сорок ее тошнило с правого борта, но услышав громкий лай своей сучки, она нашла в себе силы повернуться, чтобы успокоить собачку ласковым словом и хозяйской пиздюлиной. Тут-то она и заметила дым над водой. Она любила в молодости «Дип Перпл» и в голове у нее сразу возникли бессмертные аккорды Риччи Блэкмора. Хозяйка собачки так бы и приняла данное явление за галлюцинации, вызванные то ли трехчасовой качкой, то ли трехлитровой бутылкой «Мартини» выкушанной ей в процессе путешествия, но обрывки слов «Суки…Блядь…Мы здесь…Ослепли что ли …Бляяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяядь!!!» никак не вписывались в слова легендарной песни. Дама обратила внимание остальных пассажиров и капитана катера на данное явление и уже через десять минут заинтересовано рассматривала голого Витька, забыв про тошноту и морскую болезнь. Сам же Витек вместе Лехой, поняв, что спасены, очень быстро выдавили слезу сочувствия у представительниц слабой половины группы и начали активно пользоваться их гостеприимством и радушием. Что-то еще было там недопито и не доедено. Кто-то оставался и недоебаным. Так что по прибытию на берег они мало чем отличались от остальных по мировоззрению и убеждениям. Кароче ужрались в хлам. Итогом этого увлекательного путешествия было то, что Витек послал на хуй Людку и переехал к даме с таксой. Дама оказалась еще очень даже ничего и игриво называя Витю – Малыш, каждый вечер предлагала поиграть ему в пиратов. Витя исполнял роль Джека Воробья, а дама предпочитала быть бесстрашной Анжеликой. Леха же зарекся от вех рыбалок и максимум на что соглашался, так это посидеть на берегу с удочкой и бутылкой водки. Впрочем если удочки не было он и не расстраивался. На хуй ему такой экстрим. Он вообще предпочитал рыбе раков. -------------------------- © Гарпер
Nick: ПАЛЬЦЫ Кафе. За столиком сидят Даша и Маша. Девушки доедают десерт. МАША - И, короче, они отгрызли друг другу пальцы. ДАША - Зачем? МАША - Ну типа в доказательство любви. ДАША - А какие пальцы? МАША - Да не помню я какие пальцы. Какая разница, какие пальцы? ДАША - А что они потом с ними сделали? МАША - Абсолютно неважно. ДАША - Нет, просто интересно… МАША - Там про это не было написано. ДАША - А фотографии были? МАША - Ну да. Такие два кретина с откусанными пальцами. ДАША - Так они что все пальцы себе откусили? МАША - Блядь, нет! Только мизинцы! ДАША - Ты ж говорила, что не помнишь какие. МАША - Ну вот сейчас вспомнила. ДАША - Пиздец. Мимо столика проходит ОФИЦИАНТ. ДАША тормозит его. ДАША (ОФИЦИАНТУ) - Принесите счет, пожалуйста. ДАША (МАШЕ) - Ты бы смогла отгрызть себе палец, ради другого человека? МАША - Они не себе отгрызали. Они друг другу отгрызали, понимаешь? ДАША - А… МАША - Засунули друг другу в рот и отгрызли. ДАША (закуривает) - Лучше б он ей хуй в рот засунул. МАША - Чтобы она его отгрызла? ДАША - Чтобы она его пососала. МАША - Тогда в чем здесь доказательство любви? ДАША - В том, что она пососала бы его хуй. МАША - В этом нет ничего противоестественного! ДАША - Ты думаешь? А по-моему очень даже противоестественно сосать штуку из которой ссут. К столику подходит официант. ОФИЦИАНТ - Ваш счет. ДАША - Спасибо. ОФИЦИАНТ - Этой штукой делают вам приятно. ДАША - Что? ОФИЦИАНТ - Я говорю, что этой штукой делают вам приятно, когда вас трахают. Поэтому, когда вы сосете эту штуку, вы как бы говорите спасибо. ДАША - Можно подумать, что когда вы меня трахаете, вы не получаете удовольствия - а получаете только когда я беру вашу штуку в рот! ОФИЦИАНТ - Я этого не говорил. ДАША - Вот за то, что вы это сказали, я не оставлю вам чаевых. ОФИЦИАНТ (настойчиво) - Я этого не говорил. ДАША - Вы настаиваете? ОФИЦИАНТ - Да. ДАША - Хорошо. Позовите администратора! ОФИЦИАНТ уходит и скоро возвращается с АДМИНИСТРАТОРОМ. АДМИНИСТРАТОР - Здравствуйте! ДАША - Здравствуйте, я хотела бы пожаловаться на хамское отношение в вашем ресторане. АДМИНИСТРАТОР - Извините, а что произошло? ОФИЦИАНТ - Она говорит, что минет это когда женщине в рот засовывают штуку из которой ссут. АДМИНИСТРАТОР - Да, пожалуй это действительно хамское поведение… ДАША - Я совершенно не об этом хотела поговорить! МАША - Она хотела сказать, что… ДАША - Я сама знаю, что я хотела сказать. Я хотела сказать, что в этом нет ничего естественного! АДМИНИСТРАТОР - В чем именно? ДАША - В том, что женщина должна сосать эту вашу штуку. АДМИНИСТРАТОР - Ничего сверхестественного я в этом тоже не вижу. ДАША - Конечно, потому что это противоестественно! АДМИНИСТРАТОР - Так вас послушать, то и анальный секс это тоже нечто противоестественное! ДАША - Разумеется! А что же в нем естественного? Вы что собираетесь таким образом оплодотворить кого-то? Или практикуете профилактику геморроя? АДМИНИСТРАТОР - Я занимаюсь анальным сексом, потому что мне это приятно! ДАША - Вам это приятно, только потому, что вы мужчина. У вас есть женщина администратор? АДМИНИСТРАТОР - Позовите Лену. ОФИЦИАНТ - Позовите Лену! Приходит ЛЕНА. ЛЕНА - Здравствуйте, чем могу вам помочь? ДАША - Скажите, Лена, вам нравится анальный секс? ЛЕНА - Ну.. В общем-то да. ДАША - Да у вас тут все извращенцы… ЛЕНА - Послушайте, вы видимо просто неправильно им занимаетесь. ДАША - Да я им не занимаюсь! АДМИНИСТРАТОР - Тогда как вы можете рассуждать о том, чего не пробовали? ДАША - Ну я пробовала, но… АДМИНИСТРАТОР - Что? ДАША - Не знаю. По-моему это ужасно. ЛЕНА - Вы использовали лубрикант? ДАША - Естественно… ЛЕНА - Возможно вы выбрали неправильную позу или у вашего партнера слишком большой член. ДАША - Слушайте! Я сто раз занималась анальным сексом и знаю в какой позе им заниматься, да и член моего парня оставляет желать лучшего, но… ОФИЦИАНТ - Может быть у вас трещины в прямой кишке? ДАША - Что??? К столику подходит ХОЗЯИН. ХОЗЯИН - Извините. У вас какие-то проблемы? МАША - А вы кто такой? ХОЗЯИН - Я хозяин этого заведения. ДАША - Ну наконец-то. ХОЗЯИН - Так в чем дело? ОФИЦИАНТ - У девушки трещины в прямой кишке и она не может заниматься анальным сексом. ХОЗЯИН - Понятно. Вы уже обращались к проктологу? ДАША - Блять! Да вы тут все ебанутые! Мне не нужен проктолог! Проблема не в этом! ХОЗЯИН - А в чем? ДАША - В том, что у моего парня маленький член! К столику подходит ДЕВУШКА ХОЗЯИНА. ДЕВУШКА - Послушайте, но маленького члена есть масса преимуществ! Во-первых с таким членом гораздо удобнее обращаться во время орального секс. Вы можете заглатывать его целиком и даже доставать до яичек. При этом у вас не будет возникать никаких рвотных спазмов… ХОЗЯИН - А что, у тебя возникают рвотные спазмы во время орального секса? ДЕВУШКА (Хозяину) - Ну что ты! С тобой никаких… ДЕВУШКА (ДАШЕ) - И потом, если член маленький, да еще и тонкий это просто подарок для анального секса. Главное перед этим сделать очищающую клизму… ДАША - О чем вы мне рассказываете? Какую клизму? ДЕВУШКА - Теплую. Вскипятить воду, охладить до комнатной температуры. Можно подлить туда немного мочи, для выравнивания кислотного баланса. ДАША - Чьей мочи? ДЕВУШКА - Собственной мочи. Пописайте в баночку и вылейте в теплую кипяченную воду. Достаточно одного литра. ДАША - Литра мочи? Да я за неделю столько не написаю. ДЕВУШКА - Литра воды. АДМИНИСТРАТОР. - Подождите, я записываю. ХОЗЯИН - Ты что, серьезно делаешь клизму перед анальным сексом? ДЕВУШКА - Почему серьезно? К столику подходит ИНСПЕКТОР. ИНСПЕКТОР - У меня распоряжение о закрытии вашего ресторана. ХОЗЯИН - О чем вы говорите? ИНСПЕКТОР - По результатам инспекции ваш ресторан не отвечает требованиям санитарной нормы… ДАША - Так, блядь! Не лезьте тут со своими проблемами! У нас и своих проблем хватает. ИНСПЕКТОР - А что у вас за проблема? АДМИНИСТРАТОР - Где взять литр мочи для очистительной клизмы. ИНСПЕКТОР - Это должна быть какая-то определенная моча или сойдет любая? ДАША - Разумеется определенная. Это должна быть именно моя моча. ИНСПЕКТОР - А зачем вам столько мочи? ДАША - Для выравнивания кислотно-щелочного баланса. ИНСПЕКТОР - Вы что ей зубы полощите? ДАША - Нет, блять, в жопу засовываю! К столику подходит КРАСИВЫЙ МУЖЧИНА. МУЖЧИНА - Здравствуйте, я проктолог. ДАША - А что вы тут делаете? МУЖЧИНА - Я ищу где заседает комитет 2008. ХОЗЯИН - Что значит 2008. МУЖЧИНА - Год избрания следующего президента. ДАША - Да пошли вы нахуй со своим президентом, у меня тут свои проблемы. МУЖЧИНА (доставая мобильный телефон) - А в чем у вас проблемы. ДАША - Я не знаю, где найти мочу. МУЖЧИНА - А где вы ее последний раз оставляли? Даша вскакивает с места и убегает в туалет. Все стоят вокруг столика молчат и ждут. Даша возвращается за столик. Все молчат, смотрят на Дашу. Даша молчит. Маша закуривает. Хозяин закуривает. Закуривает девушка хозяина. Девушка хозяина предлагает сигарету красивому мужчине, но тот показывает антиникотиновый пластырь на руке. Все долго курят. За окном вырастает ядерный гриб. Всех посетителей сносит взрывной волной. ---------------------------- честноспёрто ...
Nick: Пятнадцать минут в русском гастрономе - Воэтат калбаса?, - Армэн держит колбасу в руках, облаченных в многоразово использованных одноразовых пластиковых перчатках. - Да. Она копченая?, - переминается с ноги на ногу девушка, отмытая до скрипа, причесанная до блеска и бледная, как шампиньон. - Ти што, канешна капчони!, - с жаром говорит Армэн. - Тогда мне четверть паунда, - мнется девица. - Скока?, - у Армена колбасу покупают палками, а не четвертьпаундами. - Сто грамм!, - пискнула девушка. - Акей…, - буркнул Армэн и начал нарезать колбасу. - И вот это?, - девушка тычет пальчиком в витрину, - Московская? - Масковский!, - соглашается Армэн. - И… тоже… - Штотожа?, - интересуется армянский хозяин русского магазина. - Тоже четверть, нет, полпаунда, - отвечает девушка. - Харашо, - отвечает Армэн, и начинает нарезать уже «Московскую». - И, пожалуйста, вот еще!, - осмелела девушка, - Вот эту, написано «Эврэйский». - Эврэйский – говяжый, - поясняет Армэн. - Тоже грамм двести, - командует девушка. Спохватывается и вдогонку отвернувшемуся Армэну требует, - Покажите в разрезе? - Што?, - удивляется Армэн. - Колбасу, «эврэйский», - девушка покраснела. - Вот он!, - размахивает колбасой перед носом девушки Армэн. - Ок, - отпрыгивает девушка от прилавка. - Што «окей»?, - хмурится Армэн. - Двести грамм!, - опять мнется девушка. - Сто. Двести. Двести…, - Армэн бубнит под нос, нарезая колбасу. - А творог у вас есть?, - пищит девушка. - Тварог ест! Три творог ест!, - не поворачиваясь отвечает Армэн, - Кристянски, Детцки, и опят крыстянски нежырны. - Детский!, - выкрикивает девушка. - Харашо. Всо? - Хлеб. - Харашо. Какой хочишь? - Черный!, - девушка оглядывается на меня. - У мэня вес чорни. Бородынски, Чорни-чорни, Ситный, серый-чорни, рвани верх – чорни…Пакажи какой хочыш, - разрешает Армэн. Девушка смотрит на меня. Я пожимаю плечами. - А рваный верх, это какой?, - наконец выдавливает она. - Вотэтат!, - Арсэн пальцем показывает на хлеб, пальцем. - Давайте. - Всо?, - с надеждой спрашивает Армэн. - Всё!, - выдыхает девушка. Арсэн громко говорит по-армянски, из дверей подсобки выскакивает его сын. Два метра роста и два центнера веса, облаченных в темно-серый детский лыжный костюм с начесом. - Пашчитай девачка, - командует Армэн и поворачивается ко мне. - Драстуй, дарагой! - Здравствуй, Армэн, - улыбаюсь я. - Пальки нэт. Нэ привозят, - как бы извиняется он за то, что моей любимой соломки нет в продаже, - можэт будэт, - тут же абстрактно утешает он. - Ладно. Я пряники возьму, - я протягиваю ему пакет с пряниками. - Этот нехарошы. Тот вазми, этот очэн слатки, - советует Армэн, и выходит из-за прилавка, направляясь к полке с пряниками. В магазин входит усатая и очень живописная армянская бабушка. На ней черное плюшевое пальто с приколотой камелией на груди. Черный шарф, заколот большой стиллизованной булавкой с зелеными камнями. Белый берет с начесом кокетливо надет набекрень. Ансамбль завершают огромные белые лаковые туфли надетые на плотные черные чулки. Армэн проводил бабушку взглядом и сделал мне глазами. Бабушка взяла бутылочку, покрутила в руках и глубоким басом громко спросила. - Эта вада? - Где?, - поднял голову Армэн - Вотэта. Эта вада?, - бабушка потрясла бутылкой в воздухе. - Пастой. Я сичас выйду, - обнадежил ее Армэн запаковывая мои покупки. - Эврэйский, масковский, этот калбаса, тварог, хылэб, - считает сын хозяина, - всо? - Всё!, - девушка держит в руках кредитку. - Дэбит-крэдит?, – спрашивает сын. - Эта прастой вада?, - басом восклицает бабушка. - НЭТ!!! – хором отвечают отец и сын. Девушка втягивает голову в плечи. - Мнэ нада прастой вада!, - настаивает бабушка. Армэн говорит что-то по-армянски сыну, тот оставляет девушку и идет к бабушке. - Мо… Молодой человек!, - возмущается девушка. - Тиха! Сичас!, - рыкнул молодой человек, - Твой карточка не работаит пачимута. - Кааак?, - испугалась девушка. - Низанаю. Сичас! - Эта прастой вада?, - не успокаивается бабушка. - Эта! Уксус! Бабушка! Эта не вада!, - не выдерживает Армэн. - Мне нада вада! – гремит бабушкин бас. Девушка роется в кошельке, достает наличные, смотрит в чек, шевелит губами, кладет деньги на прилавок, еще раз сверяется с чеком, хватает карточку, пакет и бормоча, «чертичто!» выбегает из магазина. - Захады ичшо! – кричит ей в след Армэн. - Эта вада?, - в руке у бабушки бутыль с квасом. - НЭТ!!! – орут отец и сын. - Мне нада вада! Простой вада!, - бабушка шевелит усами и хмурит брови. - Вот вада!, - сын хозяина держит в руках бутылку с водой. - Её можно пить?, - интересуется бабушка. - Её можно пить, её можно мыть руки, её можешь даже умивацца!, - еле сдерживается Армэн и, наклоняясь ко мне говорит, - и так каждый дэнь! Вада ей нада! И каждый дэнь – бутылка уксус бирот! - Эта вада?, - басит бабушка. Армэн взрыватся и кричит что-то по-армянски, размахивая руками, вращая глазами и меча гром и молнии. - Так бы и сказал, что эта вада!, - недовольно отвечает бабушка, поправляет берет, ставит бутылку на полку и выходит прочь из магазина. - Весело тут у вас, - говорю я. - Ты прыхади в пятныцу вечэрам, - доверительно говорит мне Армэн, - адны психи! Твой дочка никада не будет безработным!, - обещает он, отдает мне пакеты и улыбается. ------------------------- © iva-no-va
Nick: Звенел бубенцами ... Все же, что ни говорите - спортзал, это не только место, где можно напрячь вялую мышцу, но и конечно центр общения масс. Вот и сегодня услышал совершенно замечательную историю, причинившую мне изрядную радость. Зашел, значит, разговор про бег и про лыжи в частности... Один атлет сделал кислое лицо: Нееее... бег не моё. А лыжи вообще ненавижу... Из-за них чуть жизнь себе не изувечил... Помню как-то в академии мы сдавали зачет по лыжам - десять километров! И завалить нельзя ни в коем разе, такая ситуация неприятная сложилась. Вешалка просто. Вот и думаю - бежать «на зачет» надо с первого раза, второй раз точно уложиться не смогу, знаю себя. А как? Единственное, что смог придумать - решил одеться совершенно легко - футболка, свитерок, и штаны тонкие болоньевые на голые окорочка. Думаю - все равно бежать буду быстро, не замерзну. Ну, на старт! Внимание! И побежали, значит... И я такой, действительно, быстро побежал, резвым антилопом. Те, кто в куртках был - поотставали нафиг сразу. А круг в 10 км был сделан огроменной петлей. Т.е. если ты там вдалеке, посередке, начнешь умирать вдруг неожиданно, то тебе все равно раньше с трассы не сойти. Ползти придется все эти километры до финиша. Вот бегу я такой, бегу... Быстро так бегу, обогнал уже многих... Экий я молодец, радуюсь, что так хорошо с одеждой придумал... Ну и км через 5, где-то как раз на апогее петли, я вдруг с досадой начинаю понимать, что я бегу и вздрагиваю. Мне что-то периодически обжигает холодом ляжки... Начал я прислушиваться к себе.... Мать!!! Это же пиписька!!! Ага! Холодный ветер прошивает тонкие штаны насквозь, а я еще бегу быстро, и её там выморозило до бесчувственного состояния! И поплохело мне сразу. И воздуха стало не хватать. Да как же... Да что же... мама... Схватил я себя за неё, растирать начал. А сам прямо вою сквозь зубы в ужасе - «ууууу!»... Не пожил же еще как следует!... Все потом, потом!... А нет больше потом!... Нечем жениться!... И страх такой навалился, как представил что все теперь, что отчикают под корень. И даже соображать перестал адекватно, ага. И только песенка бьется в мозгу - «срубили нашу ёлочку под самый КО-РЕ-ШОК!!!» Потом думаю - надо что-то делать! Может можно еще спасти, обогреть там, вдохнуть жизнь!...Заметался, туда побежал, сюда побежал. Потом взял себя в руки - побежал зачем-то назад по лыжне. А растирать на бегу неудобно, палки мешаются. А лыжня одна. Вокруг снежная целина, ну и выскочил я такой, с глазами на лбу, активно растирающий, на троих, которые прямо за мной бежали. И молча все главное. Испугал их сильно. Но они по глазам поняли всю опасность - шарахнулись в стороны. А мне уже все равно, несусь дальше... Несусь, и вдруг понимаю, что бежать мне еще точно половину. Но сзади меня было гораздо больше бегунов, чем спереди. Все же бежал я быстро и почти всех обогнал. И теперь сталкивать с лыжни мне придется великое количество граждан. И они наверняка будут тормозить мое движение. Все эти мысли пулей пронеслись в голове, я развернулся и снова рванул к финишу. К этому времени, я натер там у себя уже все основательно, и можно было на некоторое время взять себя в руки. А в руки взять палки. Когда я, хрипя, догнал этих троих, они издали дружное «ЁЁЁЁЁ!» и прибавили ходу. Особенно переживал задний: - Отстань, дурак! - интеллигентно кричал он, задыхаясь, - Чего привязался??? - Что там?! - в ужасе кричал первый, ему было не видно, - Что там ребята?!!! - Ыыыыы! - рычал я, настойчиво наступая заднему на лыжи, пока он не упал, - Лыыыыжнююю!!! ...Я бежал, и с ужасом прислушивался к себе. И думал - как же все глупо получилось.... Воспаленное сознание рисовало страшные картины - как она вот прямо сейчас хрустально обломится и покатиться по ноге холодной сосулькой куда-нибудь в ботинок. Растирания существенно снижали мою скорость, и я решил просто ломить к финишу изо всех сил. Будь что будет. Мозг уже не выдерживал всего этого ужаса, и я впал в прострацию. Я очень быстро догнал немногочисленных лидеров, настоящих спортсменов. Говорить я уже не мог, я ревел им в спину, а когда они с испугом оглядывались, замахивался на них лыжной палкой. Я же не мог каждому объяснять про пипиську! К финишу я пришел первым. Я хрипел как тройка лошадей, и казалось, звенел как они бубенцами. Скинув лыжи, я, не останавливаясь бросился к зданию, проверять. Наш физрук радостно бежал ко мне, показывая секундомер. Члены комиссии пытались перегородить дорогу, требуя, чтобы я где-то там расписался... А я делал страшные глаза на лбу, расталкивал их этим неприятным лицом, кричал «ЫЫЫЫЫ!», и все пытался убедиться рукой, что ни чего не осталось валяться на трассе... - Ух, ты... - только и могли сказать мы. Он усмехнулся криво: - Не надейтесь... Успел... Но лыжи с тех пор не люблю... ------------------------ via bigler
Nick: Лампочки В начале восьмидесятых было. Поехали ночью лампочки в фонарях менять. Ночью - потому что днём движение; ну и лампочки ночью лучше видно, которые не горят. Поехали втроём, как положено: я - электрик-практикант, наставник мой - Моисеич, и Колян - водитель и управитель автоподъёмника. Смотрим - на мосту фонарь не горит. Конфигурация фонаря - буква "Г". Модель - та же самая. Как бы то ни было, а менять-чинить надо. Подогнал Колян свою таратайку под рабочий орган электрического осветителя, смотрим - а Моисеич, как всегда и в любую смену - ну никакой уже: спит, как насосавшийся ребёнок. От него, если он в таком состоянии, даже если его и разбудить, то кроме слюней через губу и пожелания "взять ещё" ничего не дождёшься. Колян говорит: - Лезь сам, Антоха. Видишь - Моисеич спит? Лезь один. Чё ты, лампочку не заменишь? А я думаю: и действительно, чё я - лампочку не заменю? Да я их десять, блин, заменю! Ну, и полез... Поднял меня Колян на должную высоту; зацепился я, как предписано инструкцией по ТБ, внахлёст, карабином монтажного пояса за поперечину этой "Г"- загогулины, и вот даже ещё отвёртку достать не успел - чую, пошла подо мной платформа вниз. Пошла вниз, падла, и остановилась только там, внизу. В пазу для транспортировки. Колян прыгает вокруг, матерится на какой-то пробитый шланг, а я про себя думаю: пропитый, блять. Всем известно, что они с Моисеичем в садоводческих товариществах по гидравлике и насосам калымят. Ладно... Я-то - висю! На поясе подмышками. Колян побегал-побегал, поохал-поохал, да и говорит: - Потерпи, Антоха. Мы счас с Моисеичем, - из открытого окна кабины доносился храп Моисеича, - быстро сгоняем до базы, шланг заменим и тебя с фонаря снимем. Ты главно не ссы, держись. Тут делов-то всего на полчаса. Прыгнул он в кабину, и угазовали они с Моисеичем на срочный ремонт... А я висю... Сначала страшно было, а потом подумал: хера ль мне будет? Пояс надёжный, фонарь новый, я в каске. Тут же вид на реку с лунной дорожкой. Я б даже и закурил, да сигареты во внутреннем кармане рубашки поясом прижало. Даже песенку какую-то себе под нос мурлыкать начал было. А потом меня лёгким утренним бризом потихоньку развернуло в другую сторону дороги, и стало мне не до пения: издалека, по прямой на мост, приближались фары. Через минуту я различил отдалённый рёв дизельного мотора, а ещё через пять секунд понял: идёт "фура". И вот тут мне впервые в жизни пригодилась школьная арифметика: фонарь - шесть с метров, пояс - полтора, я с подмышек - полтора, а "фура" – все три с половиной... Как я поджимался - это, наверно, со стороны видеть надо было. Ну, шофёр меня тоже за пару десятков метров увидел; да такую ж дуру остановить не просто. Пролетела эта коробка в нескольких сантиметрах от моей жопы - да и то только потому, что я в последний момент живот втянул. Остановился он метрах в двадцати, вылез из кабины. (Крутой, кстати, мужик. Другой, увидев такое на столбе, чесал бы до самого Улан-Батора без остановки)... Так вот, вылез он и направился в мою сторону. Решительно и не задумываясь. А я висю под тёмным фонарём и молчу - не опомнился ещё. А подо мной зловеще блестит в свете луны лужа масла. Подошёл он поближе, остановился, задрав вверх голову - при виде такого зрелища, видно, и его ступор взял - и начал машинально хлопать себя по карманам, сигареты искать. А на меня в этот самый момент, похоже, подействовали, наконец, "Агдам" с адриналином и я, хрен знает с какого такого, для самого себя неожиданно, сказал громко и отчётливо: - На мосту остановка запрещена. Он аж подпрыгнул и присел одновременно - не ожидал, да... Ну, потом разобрались, что к чему. Он подогнал свою кибитку задом ко мне поближе и включил "аварийку". Разговаривали, хохотали. А ещё через полчаса за мной приехал Колян с отремонтированной гидравликой и так и не проснувшимся Моисеичем... ------------------------------ © SIUX
Nick: Летчицкие истории, истории из жизни авиатехнаря Почти пять лет проработал авиаинженером во времена СССР. Летал очень много, наслушался и насмотрелся всякого, решил рассказать некоторые интересные истории. Относительно правды в них гарантировать не берусь, но слышал или на разборах летных происшествий или из первых уст, так что верить, хоть и относительно, можно. Сибирь. Добрые 70-е. МИ-8 везет вахту поварих на нефтепромыслы, три человека экипаж, а в салоне одни молодые женщины. Второй пилот идет в салон пообщаться с красотой неземной, за ним уходит бортмеханик, командир не выдерживает одиночества, включает автопилот и тоже идет в салон, но автоматически захлопывает за собой дверь в кабину. Картина Репина, все в салоне, дверь закрыта на замок, кабина пуста, вертолет летит по прямой, топливо кончится, упадет в тайгу и всем крышка. Хорошо, что одна из поварих везла топор, еле еле взломали дверь в кабину и взяли управление на себя. После этого на завод ушла телеграмма и дверь сделали незахлопываемой. Каспийское море. Те же 70-е. Вертолет МИ-8 облетывается после ремонта, проверяется автопилот, поставлена задача держать зависание над определенным местом над морем. Вертолет висит над морем недалеко от берега, делать нечего, скучно, командир, бортмеханик и второй спускаются покупаться в море. Изменяется атмосферное давление и автопилот автоматически поднимает вертолет на пару метров, лестница висит над экипажем на недоступной высоте. Хорошо хоть берег рядом, экипаж выбирается на песок и загорает в ожидании падения машины в воду. Что и произошло, экипаж не сел, но получил по полной. Тбилиси. 80-е. Командир ТУ-154 строит себе дачу под Тбилиси и в Ростове-на-Дону грузит (слева конечно) в багажный отсек 7 тонн листового железа. И забывает об этом, самолет возит лишних 7 тонн две недели, пока случайно не заметили железо. Никто не наказан, железо доставлено на дачу. Сухуми. 80-е. Рейс Сухуми-Москва. При вылете неожиданно меняется экипаж, при прилете в Москву бортинженер пишет в бортжурнале "перебои в работе локатора", московские техники открывают обтекатель локатора, локатора нет, вместо него падает мешок с мандаринами. Командир экипажа (который сняли с рейса) решил угостить москвичей и повез оригинальным способом. Тбилиси. 80-е. Командир ТУ-154, депутат верховного совета Грузии записал сам себя командиром на рейс Тбилиси-Минеральные Воды. В Минводах живет его сестра и у неё день рождения. Перед вылетом диспетчер неожиданно запрещает взлет, идет грозовой фронт с градом, но гости уже почти за столом, лететь всего минут 45, командир не подчиняется приказу диспетчера и взлетает. В итоге градом разбиты все предкрылки и обтекатель локатора. 100 тысяч рублей присудили выплат, сумма невероятная, зарплата командира - 800 рублей. Тбилиси. 80-е. Наземный инженер-грузин заклеивает в бортжурнале самолета из России ошибочную запись и пишет на ней "заклеенному верить" (правильно это зачеркнуть, написать "зачеркнутому верить", написать правильный вариант записи и расписаться) экипаж хохочет весь полет в родной Ульяновск. Тбилиси. 1983 год. Банда грузин покупает ВСЕ билеты на самолет ЯК-40 рейсом Тбилиси-Батуми, готовится угон в Турцию, не везет с самого начала. Два рейса на Батуми объединяют в один и меняют самолет на ТУ-134. Б0льшая часть бандитов трусит и отказывается лететь. Самые смелые летят, в полете врываются в кабину смертельно ранят проверяющего и командира самолета. Приказывают лететь в Трабзон, на базу ВВС США. Но невезение продолжается, в этом самолете летел самый нелюдимый штурман, который всегда летел с задернутыми в свой отсек занавесками. А кабина штурмана внизу на уровне ступней летчиков и её не видно для незнающих людей. Штурман (тбилисский курд) хладнокровно достает пистолет, перезаряжает его, откидывает занавеску и убивает одного и ранит другого захватчика. Героини стюардессы (русские) вытаскивают труп и раненого в салон и захлопывают дверь в кабину, сами остаются в салоне, потом погибают от рук убийц. Самолет разворачивается и возвращается в Тбилиси где в течение суток проводится несколько операций по обезвреживанию угонщиков и погибает много людей. Несколько угонщиков застрелились в самолете, многим остальным, в том числе и главарю-священнику приговор - смертная казнь. Я сам участвовал в ликвидации чрезвычайной ситуации, был ранен и грузинские хирурги сделали мне "подарок", записав в медицинской карте "пулевое ранение получено при попытке угона самолета", чем записали меня в ряды террористов. Но истории о языковых казусах в Тбилиси в разные времена это как нибудь в другой раз. -------------------------------- © ImpulseStorm
Nick: Командный голос Вообще слабо помню, чего рассказывал, чего нет... Да ладно. Мама как-то попросила отвезти её с кошкой на дачу. А надо сказать, что кошка у нас домоседка сумасшедшая. Девушка семнадцати лет. Она не то что на дачу, а даже в мыслях ничего такого себе. И вообще нервничает, когда шухер какой-то. Когда руками трогают за голое тело и вообще. Но мама попросила - это святое. Ага, а кошка - это девушка та еще.. Я как-то, помню, в зоомагаз пришел просить таблетки от сексмаразма для неё. Не для мамы, для кошки, конечно. Достала просто своими этими... Пришёл, прошу. Вредная Девушка посмотрела на меня аптекарскими глазами и спросила: - Сколько лет? - Тридцать восемь, - почему-то соврал я. - Хм... - сказала Вредная Девушка, - а кошке? - Семнадцать, - честно признался я. У девушки полезли из глазных впадин белки, она открыла рот и впала в кому. - У нас хорошие условия - почему-то смутился я , - мы её кормим этой... всякой.. (чем мы её кормим, я еще не придумал и окончательно покраснел). ...- Вы знаете, - сказала Вредная Девочка, - до такого возраста вообще редкая кошка доживает... а вы её еще и контрасексом хотите... - Хотим, - скромно ковырял в прилавке пальцем я, - достала, су... существо её ненасытное. Спать хочется. Дайте? Девушка достала какой-то пиписочный пузырек. - Дайте два! - сразу попросил я. Девушка снова округлила глаза и открыла рот. - Дайте! - настоял я. Если вы думаете, что я люблю издеваться над животными, то вы просто не знаете мою кошку. Это просто какая-то заводная пися. Строго, как по часам, раз в месяц. И похрену семнадцать ей лет или три. Мужчина вы или ножка стула. Это тяжело. А чего это мы отвлеклись? Я же про поездку. Назначил час вылета на 4-30. Иначе труба с пробками. Мама подготовилась, конечно. « То» ей там понадобится, «сё»... в результате спускался к машине четыре раза... вещи таскал. А кошку мы подло заманили в контейнер рассыпанным корнем валерьянки. Иначе бы она не пошла, она вообще с придурью, и царапается неприятно, когда подвох чует. А чует она его везде. Короче, вещи загрузил, последней - кошку на заднее сиденье. Маме говорю: - Будет орать, ни в коем разе! Не суй к клетке руки! Порвет! Это понятно!?! А тишина такая во дворе была. Темно. Детишки какие-то на лавочках шепчутся-целуются. Лепота. Мама пришла не одна. Она пришла со своим ридикюлем-сумочкой, и, конечно, поставила его на заднее сиденье рядом с клеткой. Из клетки, разумеется, сразу высунулись жадные волосатые лапы с когтями и притянули ридикюль к себе. Всё это сопровождалось утробным «уууооооооо», как будто голодный вурдалак наконец настиг розовую жертву за пузико. Я тихо сидел за рулем. Мама резво вцепилась в сумочку с другой стороны и хищно закричала. Кошка оживилась, почувствовав пищевую конкуренцию, и, заорав громче, потянула к себе. Машина начала раскачиваться. - Сука, отдай! - заорала моя интеллигентная мама - ОООООхуууунехочешь?!!!! - тянула к себе кошка. - Отдай, там деньги!!! Пионеры со скамеек начали разбегаться. Машина качалась, озаряя своим плавающим светом тревожные перспективы. - Отдай ей сумку! - не выдержал я, - Отдай! Оно же животное! - Не отдам! - оскалилась мама, - там важное! Они вошли в какой-то сатанинский такт. Меня начало укачивать. В машине что-то заскрипело. - Отдай! - взвывал к разуму я, - пока ты её тянешь, оно ей нужно, отдай! - ЫЫЫЫЫ! - хрипела в ответ мама, упираясь ногами в машину. Я понял, что сейчас нам вызовут скорую. - ОТСТАВИТЬ! РАЗОЙТИСЬ, БАБЫ! - заорал я первое пришедшее на ум, вылез и от души хлопнул дверью. Странно. Это подействовало. Кошка спрятала свои волосатые лапы внутри и сделала лицо: «да я вообще сидела, вылизывала отверстие» Мама сказала: «да пусть, там вообще нет ничего», - и отпустила сумку. И все стихло. Ночная тишина испуганно высунулась из крон деревьев. Пионеры показали из-за угла дома свои бледные лица... И мы, наконец, поехали. Кошка, конечно, орала, когда какая-то едрическая сила начинала раскачивать машину на ускорениях и торможении. И мама, конечно, позабыв былые обиды, тянулась к ней руками... Но я орал: ОТСТАВИТЬ! И это срабатывало. Так мне в очередной раз помог командный голос. ----------------------- Кэп
полная версия страницы